Истребление хищников
Шрифт:
Или он еще мог пригодиться?
Над пультом находилась маленькая прямоугольная дверца. Может быть, за ней телефон? Дэвид осторожно придвинулся к ней и, ломая ногти, наконец открыл ее. Телефон, вероятно, все равно бы не работал, даже если бы трубка и была, но она отсутствовала. Дэвид присел, изможденный и вынужденный подчиниться судьбе. Похоже, ему придется пройти все круги ада. Он снова сидел и ждал, когда кто-нибудь придет и спасет его. Только теперь он размышлял, смогут ли спасатели прийти вовремя. Немного подумав, Дэвид пришел к выводу, что до сих пор тормоза безопасности лифта вели себя просто прекрасно. Сработают ли они нормально, когда противовес ударится о кабину? В этом он сомневался. Дэвид решил, что если его не спасут раньше, чем обрушится противовес, он умрет. Все очень просто.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить какую-нибудь молитву, которую знал в детстве. Его родители никогда не были слишком религиозны, да и тетушка Руфь, к которой он потом переехал жить, тоже. Фактически ему удалось заучить только несколько молитв — от другой его тети, которая приезжала навестить его, когда ему было пять или шесть лет. Он мог прочитать наизусть только пять разных стихов, обращенных к Господу. Тетя Ширли любила, когда в конце ее двухнедельного визита он мог читать молитвы. Но все ее огромные усилия оказались напрасны. Сейчас, когда он действительно нуждался в слове Божьем, ничего не шло на ум.
Скрежет металла возобновился. Это действовало Дэвиду на нервы. И как он ни старался не обращать внимания на эти роковые звуки, это ему не удавалось.
Он заставил себя расслабиться, надеясь забыться. Мысли сразу же перенесли его к жене и дочери.
Что Крис и Дженни будут делать, если ему не удастся выбраться отсюда? Выйдет ли Кристина снова замуж? Будет ли Дженни называть нового отца «папочкой»?
Глупо думать об этом. Дэвид Вандемарк был все еще жив и упорно стремился сохранить свою жизнь. Он пока не знал, как это сделать, но не терял надежды выкарабкаться из этой ситуации. И неважно, что все эти неприятности слишком затянулись. Разве не восхищался он всего лишь несколько часов назад тем, как прекрасна жизнь? Восхитительная жизнь не обязательно приводит к такому дрянному концу.
Мысли Дэвида были прерваны ужасающим звуком ломающегося металла. Все. Это конец. Он зажмурился и весь сжался в комок. Дэвид лишь смутно представлял, что именно происходило, когда противовес, пробив кабину лифта, увлек ее за собой вниз. Все, что он чувствовал — это страх падения. Страх. Словно какое-то бешеное, только что вырвавшееся на свободу существо вселилось в него. Его глаза широко открылись, и вырвался нечеловеческий крик ужаса. Казалось, что этот предсмертный крик будет длиться вечно... Наполняя душу ужасом и эхом отдаваясь в шахте лифта, сверху надвигался звук летящей огромной гири. Казалось, что мозг Дэвида вот-вот лопнет, как стекло, от неистовой силы этого завывания. Его мир взорвался и превратился во всепоглощающую боль. Дух, стоны которого предвещают смерть, затих. Воцарились тьма и безмолвие.
Глава 8
14 июля 1989 года.
Мемориал-парк, Вашингтон.
— Вандемарк, конечно, выжил, но это была изрядная переделка, имевшая неожиданный поворот через некоторое время.
Айра замолчал. Они с Видой проходили мимо Мемориала и наблюдали за прогуливающимися неподалеку туристами.
— Они фактически потеряли его на операционном столе. Его сердце остановилось. Правда, им удалось запустить его снова. Заставили тикать его мотор.
Вида взглянула на своего нового напарника, наполовину слушая его, наполовину думая о нем.
— Вы сказали, всем было бы лучше, если бы его не стало...
— Да, иногда я так думаю. Если бы Вандемарк сыграл в ящик, может быть тогда ни вы, ни я не занимались бы такой неблагодарной работой. А жертвы Вандемарка были бы все еще живы. Вот что я имел в виду.
Айра повернулся к Виде:
— Черт возьми, мы бы этого не хотели! От этих слов у Виды отвисла челюсть.
— Вы что же, хотите сказать, что Вандемарк всем сделал большую услугу, убив, как вы сказали, восемнадцать человек?
— Насколько мне известно, это так. В некотором смысле те убийства обществу были только на пользу. Именно на пользу. Но позвольте мне рассказывать дальше, о'кей?
— Я надеюсь, вы не обиделись, что я вас перебила, но то, как вы все это излагаете, начинает меня доставать. Вы уже битый час пичкаете меня подробностями этого дела, а я до сих пор даже не знаю, кого же Вандемарк убил.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы вы как можно точнее поняли, что это за птица, за которой мы гоняемся. Вы должны знать, с кем имеете дело, до того как начнете выслеживать его.
Вида покачала головой и, улыбнувшись, подняла обе руки:
— Хорошо, сдаюсь. Вы — начальник. Расскажите мне о том, что с Вандемарком было в больнице.
Айра неуклюже опустился на скамейку, не сводя глаз с вьетнамского Мемориала. Вида села рядом с ним, время от времени поглядывая на странно улыбающегося великана, с которым она сейчас работала. Ей казалось, что рядом с этим огромным человеком она выглядит просто гномом и с каждой секундой становится все меньше и меньше. Совсем как Алиса в Стране Чудес. А он, казалось, воплотил в одном лице всех этих забавных сказочных существ.
— Знаете, Вида, Вандемарк когда-то служил в Национальной Гвардии. Он никогда не летал во Вьетнам, но Дядя Сэм все-таки потратил на него кучу денег, обучая обращению с огнестрельным оружием. А сейчас правительство платит, чтобы отловить его как раз за то, что он использует эти самые навыки.
— Так что же в больнице, Айра?
— Да-да. Так вот, Дэвид пробыл после операции без сознания две недели. У него был разбит череп во время того несчастного случая. А еще он в двух местах сломал ногу и пару ребер. Но врачи больше всего тревожились по поводу травмы черепа. Вандемарка лечил доктор Филипп Крейгмор, первоклассный нейрохирург. Он выполнил сложнейшую операцию, в результате которой череп освободился от жидкости, скопившейся после удара. Доктор наблюдал за Вандемарком, пока тот был в коматозном состоянии, и даже пытался помочь, когда он пришел в сознание. Правда, последнее у него не очень получалось. Предполагаю, что Вандемарку тогда не было ни до чего дела, он еле-еле выкарабкался.
Вида придвинулась ближе, заинтересовавшись рассказом коллеги.
— У него после катастрофы оказался поврежден мозг?
— Именно это сначала Крейгмор и предполагал. Когда его пациент пришел в себя, то был совершенно дезориентирован: не разговаривал и, казалось, не понимал происходящего. Придя в сознание, Вандемарк первые двое суток прятался под простыней и плакал. Все думали, что он страдает от того, что ничего не слышит и ничего не может сказать. Врачи решили, что в мозгу у него что-то нарушилось и что, возможно, он больше никогда не сможет слышать и говорить. Крейгмор говорил мне, что некоторые люди с подобными черепно-мозговыми травмами остались на всю жизнь инвалидами. О Дэвиде думали то же самое.