Итальянец
Шрифт:
В итоге он вскоре завоевал ее полное доверие и стал столь необходим, что мог уже умело внушать ей свои мысли и убеждения. Так, ему удалось подготовить ее к мысли, что он давно заслуживает одного из постов в церкви, о котором он давно мечтал. Вскоре маркиза сама предложила ему свою поддержку и хлопоты. Она же, в свою очередь, воспользовалась этим и попросила у Скедони совета в одном деликатном семейном деле. Речь шла о недостойном увлечении ее сына простолюдинкой.
Духовник и маркиза легко пришли к выводу, что только исчезновение очаровательной виновницы всех волнений маркизы может вернуть покой и согласие в семье ди Вивальди. Заточение в монастырь
Лучше было бы обойтись без крови, такая возможность у него была сегодня на берегу, когда Эллена потеряла сознание, но он упустил ее. Девушка уже подозревает, что ее хотели отравить, и вторая попытка не должна окончиться неудачей.
Спалатро был давним соучастником и доверенным лицом Скедони. Именно ему монах намеревался поручить главное — решить судьбу девушки. Этим он еще больше обретет власть над Спалатро и добьется его верности.
Была уже глубокая ночь, когда Скедони, все взвесив и обдумав, вызвал к себе Спалатро. Закрыв за собой дверь на ключ, как только тот вошел в его комнату, и приняв зачем-то другие меры предосторожности, хотя в доме, кроме запертой на верхнем этаже несчастной жертвы, никого не было, он поманил к себе пальцем Спалатро и, понизив голос, спросил:
— Ты слышал в ее комнате какие-либо звуки? Как ты думаешь, она уже спит?
— Я ничего не слышал, синьор, в этот последний час, — настороженно ответил удивленный Спалатро. — Я все время стоял у подножия лестницы, пока вы не позвали меня. Если бы она ходила по комнате, рассохшиеся половицы выдали бы ее. Старый пол совсем пришел в негодность.
— Тогда слушай меня внимательно, Спалатро, — сказал монах. — Я уже испытал тебя в деле и верю, что ты мне предан, иначе я бы не доверился тебе. Вспомни все, что я тебе говорил утром, и будь решителен и точен в своих действиях, каким ты был всегда.
Спалатро мрачно внимал его словам.
— Сейчас ночь, ступай в ее комнату, она давно уже спит. Вот, возьми это, — он протянул ему кинжал и темный плащ. — Ты знаешь, что с ним делать.
Монах умолк, впившись пронзительным взглядом в Спалатро, который сосредоточенно вертел в руках кинжал, проверяя остроту клинка. Взгляд его был пуст и ничего не выражал, словно он не понимал, что от него требуют.
— Ты знаешь, что делать, — властным голосом повторил Скедони. — Поторапливайся. Рано утром я должен уехать отсюда.
Спалатро, однако, молчал.
— Скоро рассвет, — заметил Скедони, уже начав нервничать. — Ты боишься? Ты весь дрожишь? Неужели я ошибся в тебе?
Спалатро молча сунул кинжал за пазуху и, перекинув плащ через руку, медленно и неохотно поплелся к двери.
— Поторапливайся! — повторил Спалатро. — Не
— Не могу сказать, синьор, чтобы это дело было мне по душе, — наконец угрюмо промолвил Спалатро. — Не понимаю, почему я должен делать больше всех, а получать меньше всех.
— Грязный негодяй! — воскликнул возмущенный Скедони. — Так ты еще, оказывается, недоволен?
— Не больший негодяй, чем вы, синьор, — вдруг грубо ответил Спалатро и в сердцах швырнул плащ на пол. — Мне всегда приходится выполнять за вас грязную работу, а награды-то получаете вы. Мне перепадают крохи, как всякому бедняку. Или сами делайте свою работу, или платите больше.
— Замолчи! — прикрикнул на него разъяренный монах. — Как ты смеешь унижать меня подобными речами? Я не продался за деньги. Ее смерть — это моя воля. А ты что просил, то и получишь.
— Мне этого мало, синьор, — возразил Спалатро. — Кроме того, работа мне не по душе. Что плохого мне сделала эта девушка? — вдруг неожиданно сказал он.
— С каких это пор ты стал моралистом? — язвительно заметил монах. — Надолго ли тебя хватит? Ты не впервые выполняешь такую работу. А те, другие, разве они сделали тебе плохое? Ты забыл, что я слишком много знаю о тебе, Спалатро.
— Нет, не забыл, синьор, — мрачно ответил тот. — Хотел бы, да не могу. С тех пор я потерял покой. Я вечно вижу эту окровавленную руку. По ночам, когда на море буря и дом ходит ходуном от ветра, все они являются ко мне, все, кого я оставил там на берегу. Они толпятся у моей постели. Чтобы спастись, я бегу из дому.
— Успокойся, Спалатро, хватит! — прикрикнул на него встревоженный монах. — Ты так сойдешь с ума от страха. Вот до чего довели тебя кошмары. Я думал, что имею дело с сильным мужчиной, а ты как дитя, напуганное россказнями нянек. Но я понимаю тебя и заплачу тебе больше. Ты останешься доволен.
Но Скедони на этот раз ошибся в этом человеке. Спалатро говорил правду. Возможно, красота и невинность девушки тронули зачерствевшую душу отпетого негодяя и убийцы. Или муки совести были слишком велики, но Спалатро наотрез отказался убить Эллену. Странное понятие совести было у этого бандита и не менее странная жалость, ибо, отказавшись совершить убийство, он тут же согласился ждать монаха у подножия лестницы, чтобы помочь ему отнести тело убитой девушки на берег моря.
«Лишь сам дьявол способен на такую сделку вины с совестью», — про себя заключил Скедони, забыв, что несколько минут назад сам решился на не лучшую из сделок, пытаясь переложить на Спалатро то, что обещал маркизе сделать сам.
Спалатро, освобождаемый от роли палача, был теперь готов сносить любые попреки и оскорбления, которыми, не скупясь, осыпал его раздраженный Скедони. Монах напомнил своему помощнику, каким до нынешнего дня он был сговорчивым и что ему не мешает помнить о своей полной зависимости от Скедони. Спалатро вяло соглашался. Скедони, однако, слишком хорошо знал, чего может ему стоить строптивость, а еще хуже — откровенность этого негодяя.
— Верни мне кинжал, — наконец после долгих раздумий сказал монах. — А ты возьми плащ и жди меня у подножия лестницы, я тебя позову. Дай мне возможность снова поверить в твою храбрость.
Спалатро вернул ему кинжал и поднял с пола брошенный плащ.
Монах, подойдя к двери, повернул ручку. Дверь не открывалась.
— Нас заперли! — в испуге воскликнул он. — Кто-то проник в дом и запер нас.
— Вполне возможно, — насмешливо заметил Спалатро. — Однако я сам видел, как вы это сделали после того, как я вошел сюда.