Итальянская записная книжка
Шрифт:
«О, мамма миа, диаболо придумал эти падежи! — раздавался порой истошный вопль из соседней комнаты. — Вдова, вдове, вдовою… Мамма миа!»
Донато с юности любил Россию, испытывал жгучий интерес к огромной северной стране, победившей Гитлера, давшей христианскому миру таких людей, как Сергий Радонежский, Серафим Саровский, такого писателя, как Солженицын.
Сейчас, в поезде, хорошо было думать об этом сероглазом, всегда бодром человеке.
Но был случай, когда он проявился иначе.
— Что ты всё время пишешь? Хочу попробовать читать твои книги.» — попросил он однажды.
Артур снял с полки самую тоненькую — воспоминания о своём убитом духовном отце.
Донато одолевал её неделю. Когда кончил — заплакал.
Часам к двенадцати он уходил. Порой до позднего вечера. Служил в костёле литургию, исповедовал, причащал; ездил по больницам, по квартирам.
Приглашение Донато, его искреннее желание увидеть у себя Артура и Машу, хлопоты с визой, билетами — все это возникло неожиданно, казалось невозможным, немыслимым. И вот сейчас поезд мчался вдоль берега Адриатического моря.
Да, в окне давно уже было видно море. Совсем близкое. Не синее, не голубое. Золотисто–зелёное, оно лежало тихо, как безоглядное озеро. Закатное солнце освещало бетонные волноломы, пустынные пляжи, белые кубы отелей и пансионатов, возвышавшихся над веерами пальм.
Чтоб лучше видеть и хоть немного размяться, Артур вышел в коридор к окну.
Девица, сидевшая на откидном стуле, расчёсывала, низко нагнув голову, длинные мелко–завитые волосы. Она вопросительно глянула сквозь их свисающий водопад и снова занялась своим делом.
Артура поразило безлюдье побережья. Не было видно, ни людей, ни проезжающих автомашин.
Поезд подходил к маленькой станции. Хотя название было написано крупными буквами. Артур не смог его различить.
— Это Марина ди Чиенти, — раздался из купе голос Маши, которая, оказывается, ни на миг не теряла его из поля зрения.
Пятеро парней, один из них был бритый наголо, поднялись с перрона в вагон. И поезд пошёл дальше.
Они курили в тамбуре, что-то обсуждали, кажется, ссорились.
Артур вернулся на своё место.
— Хотите посмотреть где мы находимся? — Маша достала из своей сумки сложенную вчетверо карту и развернула её. — Вот Римини. А вот железная дорога. Вам видно? Дать лупу?
— Видно.
Он действительно видел коричневую линию железной дороги, идущей вдоль длинного сапога Италии, смутно различал чёрные буковки, составляющие названия городов, видел далеко вдающийся в море большой полуостров, мимо которого они сейчас проезжали.
— Где Барлетта?
_ Вот, — Машин палец ткнул в ту точку, где железная дорога снова выходила к морю. — Весь месяц, тридцать пять дней будете плавать, поправится ваша нога. Смотрите, они к ней пристают.
Он мельком глянул в сторону коридора. Парни уже стояли вокруг девицы, бритоголовый вроде бы миролюбиво гладил её по плечу.
Артур снова уткнулся в карту. Он обратил внимание на то, что с левой стороны «сапога», почти напротив, находится какой-то большой город, по крайней мере, название его было напечатано такими крупными буквами, что он смог разобрать — NAPOLI.
А севернее был Рим, была Венеция, Пиза Ассизи, была Флоренция… Ещё в Москве подумывал он об этих, конечно же, недоступных соблазнах. Никаких бы денег не хватило на переезды, отели, еду. Да ещё на двоих с Машей.
…В коридоре что-то произошло. Парни с гоготом устремились к тамбуру. А девица с пафосом потрясая руками, что-то завопила.
Маша перевела:
— Да кто они такие, чтоб делать мне гнусные предложения??! Как их зовут? Кто их здесь знает?
За окнами неожиданно быстро смерклось. В вагоне зажглось электричество. Поезд подходил к Барлетге.
…По перрону под огнями фонарей навстречу вышедшим из вагона Артуру и Маше стремительно шагал дон Донато.
— Прибыли! Слава Христу! — он обнял их, отнял сумки и повёл через здание вокзала к пустой сонной площади, усадил в старенький «фиат».
— Сейчас сначала поедем не ко мне, всего несколько километров, близко, — сказал он, включая двигатель. — Ва бене?
— Ва бене, — с готовностью откликнулась сидящая рядом Маша.
Они заговорили по–итальянски.
Глядя на мелькающие в свете фар стволы деревьев, Артур подумал о том, что здесь, в Италии, он всецело попадает в зависимость от Маши и Донато, который мог бы догадаться, что они несколько устали от долгой дороги, голодны.
В глазах Артура ослепительно вспыхнул фосфоресцирующий круг. И медленно исчез.
Хотя итальянская речь была непонятна, в разговоре мелькали имена Машиных друзей Алессандро и Марии–Стеллы, которые со своими детьми зимой жили в Москве, а сейчас вернулись на летние каникулы домой под Флоренцию. Упоминалось знакомое слово «комунита». Артур уже знал, это означает «община», знал, что Маша в Москве регулярно посещает подобную «комунита» при костёле. Не раз она с присущей ей настырностью пыталась увлечь туда и его, пока Донато не пресёк эти попытки, напомнив ей, что нет ничего отвратительней, чем лишать человека духовной свободы.
«А вдруг они все-таки сговорились? — подумал Артур. — И во спасение моей грешной души будут таскать меня по своим общинам…»
…Впереди за тёмными силуэтами деревьев замелькали огни. Машина проехала мимо проволочной изгороди, нырнула в раскрытые ворота, около которых стоял человек, и покатила в тоннеле из сплетённых виноградных лоз к освещённому пространству перед сельским домом.
Здесь у накрытого длинного стола ждали люди. Услышав призывные гудки Донато, они вскочили со своих мест, ринулись навстречу машине.