Итальянская записная книжка
Шрифт:
Артура поразило безлюдье. Нигде не было видно ни комбайна, ни трактора. Ни одного работающего человека. При этом, как напоказ, всюду простиралась тщательно обработанная, ухоженная земля. Он решил, что все объясняется просто: сегодня воскресенье, или какой-нибудь праздник.
Однако, выяснилось, сегодня был вторник, обычный будничный день. Итальянские сельскохозяйственные рабочие встают летом в четыре–пять утра, трудятся до жары и возвращаются на поля, когда она спадает.
Сколько ни ехали, вокруг не было ни посёлков, ни деревень. Крестьяне жили теперь в городах, приезжали на работу на собственных автомашинах.
У этого смущающегося загорелого человека с крепкими жилистыми руками была славная жена Мария, восьмеро детей; старшие девочки оказались очень красивы и улыбчивы, и сейчас Артуру приятно было вспоминать, как он и Маша вместе со всеми молились перед ужином, как пришло понимание того, что не мог осознать в доме Лючии: там и тут еда была трапезой — посланным Богом даром.
…»Ланча», миновав предгорья, легко поднималась по спирали горной дороги мимо обложенных металлической сеткой крутых откосов, над которыми синел густой лес.
Внезапно Артуру вспомнились имена детей другого крестьянина — Ап- полона Гвасалия, живущего в далёкой Абхазии. Двух девочек звали Зина и Варо, младшего мальчика — Константин. А имя старшего он и так никогда не забывал — Давид. Там тоже к еде относились благоговейно, пусть всё было выращено своими руками. У Аполлона тоже была помятая, проржавевшая автомашина. Только «запорожец», а не «фиат», как у Паскуале. А старинный дом возвышался на сваях посреди сада.
И у Паскуале так могло быть. На том месте, где стоит вполне городской дом, раньше был огород, принадлежавший его родителям. Власти Барлетты выкупили эту землю, дали в построенном на ней здании квартиру со всеми удобствами, и теперь Паскуале ездит отсюда работать за город — то на плантации помидор, то, как сейчас, собирать урожай винограда. Трёхкомнатная квартира стала уже тесной для этой семьи.
…Несмотря на то, что подъем становился все круче, Пеппино гнал машину, не снижая скорости даже на бесчисленных поворотах. Когда выскочившая сверху микролитражка чуть не задела их крылом, Артур попросил Машу сообщить, что они никуда не торопятся.
— Очень торопимся. Опаздываем, — невозмутимо ответила она. — Эта гора называется Монте Верджине. По преданию здесь когда-то было явление Девы Марии. Пеппино везёт нас в Сантуарио — собор при монастыре. Опаздываем на мессу. Понятно?
— Понятно, — буркнул Артур.
Теперь он действительно понял, что означали эти группы молодёжи, монашек, пожилых людей с посохами, которых они все чаще обгоняли.
— Амалия говорит, — не унималась Маша, — здесь происходили и до сих пор происходят чудеса исцеления. Будем молиться за вашу ногу и зрение, хорошо?
— Сенк'ю.
Хотя Артур не просто верил, а знал, что в этом прозаичнейшем из миров чудеса иногда все таки случаются, он не сомневался — ни Машины молитвы, ни его собственные прежнего здоровья не вернут.
Поэтому, когда, оставив машину в каменном мире монастырского двора, они поднялись по стёртым ступеням в переполненный храм, где уже шла месса, Артур не испытывал ничего, кроме чувства досады.
Внутреннее пространство собора, огромное, как железнодорожный вокзал, блистало позолотой и мрамором. Издалека, от алтаря, доносилась усиленная
Они стояли сзади среди пилигримов. Маша шёпотом переводила Артуру каждое слово священника. И через каждое слово звучало — «царица», реджина. Дева Мария настолько велика, что воспарила в небеса и стала Царицей ангелов. Мария — Царица ангелов. Реджина, реджина, реджина…
Маша перестала переводить. А Пеппино в ответ на недоуменный взгляд Артура виновато пожал плечами.
Артур потихоньку пробрался вдоль стен и колонн ближе к алтарю. Он хотел взглянуть на проповедника.
Им оказался низенький, стриженный ёжиком толстый монашек в золотых очках. С профессиональным пафосом вскидывал руки, продолжал восклицать: «реджина, реджина».
Артур повернулся и пошёл к выходу. Через некоторое время его спутники, причастившись, вышли вслед за ним. Пеппино завёл всех в галерею, где спинами к высоким окнам за длинной стойкой сидели монахи. Они принимали от паломников деньги, записывали в толстые тетради просьбы. Здесь же по стенам висели застеклённые стенды. На одних во множестве были закреплены серебряные ноги, на других — руки, на третьих — лёгкие, изображения прочих внутренних и внешних органов человека.
Благодарственные дары когда-то исцелившихся.
Артур уже хотел выйти наружу, как его плеча коснулась Амалия. Она показала на Пеппино и Машу, которые призывно махали, собираясь спускаться куда-то в подземелье.
Вместе с грузно переваливающейся Амалией он нехотя пошёл к круто уходящей вниз широкой лестнице.
…В сокровенной темноте подземного пространства перед ним за ярко освещёнными витринами открылись красочные макеты Рождества. Того, что по–русски называется «вертеп». Один и тот же сюжет — младенец Иисус в колыбельке, Дева Мария, Иосиф, ангелы, волхвы… куколки, исполненные с таким мастерством, такой трогательной любовью…
Он переходил от витрины к витрине, разглядывал вертепы, созданные в средневековой и теперешней Италии, Японии, Греции, Дании, Португалии…
Только русского вертепа почему-то не было здесь.
Артур не забыл, как однажды в Испании, в Эскориале, увидел старинную карту, где на месте, занимаемом Россией, простиралось огромное белое пятно с надписью «терра инкогнита». Как и тогда, он почувствовал в сердце укол ревности.
…И собор с квадратной колокольней, и поднявшиеся чуть выше вершины окрестных гор освещали нежные лучи солнца, ещё утреннего, нежаркого. Но едва «ланча» начала спускаться по спирали горного шоссе, её накрыли облака, моросящий туман. Каплями дождя сочились иглы сосен, вздымавшихся по крутым склонам.
Ехали молча, стараясь не отвлекать Пеппино, пока Амалия не произнесла какую-то фразу.
— Вы устали? Как ваша нога? — перевела Маша.
На миг обернувшись, Артур столкнулся с добрым, исполненным надежды взглядом Амалии.
— Лучше.
— Лучше? В самом деле? — переспросила Маша.
Он шевельнул ступнёй, и ему показалось, что она поднывает меньше, чем обычно.
На лобовом стекле ёрзали «дворники», дождь лупил по крыше машины, на приборной панели уютно перемигивались разноцветные огоньки. Кружила уводящая вниз дорога, кружили тонущие в облаках горы; в этом круженье было особенное медитативное спокойствие, подстрахованное водительским мастерством Пеппино.