Итальянская записная книжка
Шрифт:
Тут же сновала Маша. На ней тоже был белый передник. Она подтаскивала пластиковые контейнеры к крану, тщательно мыла помидоры, потом выносила их из гаража на жаркое солнце для просушки и лишь после этого они поступали на стол, где их разрезали на части старшие дети перед тем, как этот полуфабрикат попадал к Джулио в соковыжималку.
Координировала все операции Карла. Но и сгорбленная бабушка Тереза тоже шустро бегала вокруг, подавала все новые мисочки с горками листиков базилика. И хриплым голосом давала детям, а также самому Джулио какие-то важные указания.
Сначала Артур робко попросил разрешения запихивать базилик в бутылочки, затем взял нож и стал разрезать помидоры, а когда к гаражу на своём «фиате» подъехала юная Кристина — невеста Маттиа — он занял место у машинки, нахлобучивающей крышки.
—
К двум часам дня Маттиа и Джулио отвезли на тележках сотни готовых бутылочек в сад, заполнили ими две железные бочки, залили водой из шланга и развели костёр, чтобы соус пастеризовался. Артур попросил, чтобы ему доверили следить за огнём.
И вот теперь, когда костёр разгорелся, как следует, он снова отодвинулся со своим стульчиком от полыхающих досок, вынул из кармана джинсов записную книжку и авторучку.
Издали, из нижней столовой доносились голоса Карлы, Маши и Кристины, готовивших обед, с веранды слышались смех и крики детей.
«Я умер, — подумал Артур. — Я в раю. Меня уже нет. Нужно быть таким идиотом, как я, чтобы вечно брюзжать на Машу, осуждать других людей. Мне больше ничего не светит.»
Артур то писал, прислушиваясь, не закипает ли вода в бочках, то подолгу смотрел на порой пропадающее в солнечных лучах языкатое пламя костра, вспоминал, как на днях в церкви Джулио читал собравшимся отрывок из Ветхого Завета, из Книги Царств, а Маша переводила: «После землетрясения огонь, но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра, и там Господь!»
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
«27 августа.
Сегодня поймал себя на чувстве жгучей зависти.
Когда перед отъездом домой вернёмся в Барлетту, нужно будет расспросить Донато, поговорить с Пеппино, с Лючией, со всеми, кто возил меня на пляж, снова побывать на их собраниях в церкви.
Кажется, это то, о чём мечтал отец Александр. С другой стороны, возможно, тороплюсь делать выводы. Сколько раз жизнь лупила меня за тягу к распрекрасным иллюзиям. Потом очень больно.
Просто везёт на встречи с хорошими людьми. Могло и не повезти.
Посмотрим.
Все-таки чудесно, что нас с Машей осенило хоть на день перевести дыхание, удержаться от соблазна снова таскаться среди толп ротозеев по Риму.
Даже Маша устала. Не говоря уже обо мне, о моей ноге.
Каждое утро вставали в семь. Ослепительно улыбающаяся Карла угощала на веранде кофе с бисквитами, затем Маттиа отвозил на безлюдную станцию Чеккины. Чудесно было ждать, пока диктор объявит, что к «бинарио дуе» подходит поезд на Рим. Мы переходили на платформу номер два, садились в электричку, и минут через двадцать за её окнами, как призраки, возникали тянущиеся к Риму античные акведуки. Почему-то волнующее зрелище.
Потом центральный вокзал Термини. Идя по платформе, видели спящего на мраморной скамье огромного бомжа. Рядом такая же бродяжка. Ковыряла у него в носу! Идиллия.
Маттиа подарил план Рима. Маша углядела, что в двух остановках метро от вокзала — Колизей. Здесь его называют Колоссео. Отсюда — слово колоссальный.
Это первое, с чем мы столкнулись в Риме. Впечатление по силе не меньшее, чем когда я стоял перед египетскими пирамидами в Гизе.
Снаружи Колизей космически величав. Чем-то похож на стихи Маяковского. Внутри каменный хаос перерытой археологами арены. Сохранились мрачные тоннели, по которым на неё выпускали то хищников, то гладиаторов.
Потом двинулся за нетерпеливой Машей к Форуму. Ей исторические памятники, музеи неинтересны. Я тоже теперь не ходок по музеям и картинным галереям, с моим-то зрением. А Машу интересуют только духовные проблемы. И инжир, которым она сейчас лакомится, стоя на стремянке.
Дошли пешком до Форума, благо недалеко.
…Мраморные триумфальные арки, развалины дворцов, храмов, колонн, довольно тесно расположенные внизу, ниже уровня современной улицы. Странно, что не у Колизея, а здесь послышались мне крики мучимых и убиваемых первохристиан, привиделась ползущая пелена едкого дыма. Может быть, потому, что на Форуме сохранилась и двухэтажная тюрьма, где перед смертью находился апостол Пётр. Он тоже был распят. Вниз головой.»
Артур откинулся затёкшей спиной на спинку стульчика; взглянул на Машу, на огонь, на бочки. Вода в них забурлила, из-под крышек валил пар.
Он подбросил в костёр несколько досок.
Маша все в том же белом переднике продолжала стоять на стремянке, собирала в миску плоды инжира.
— Где Джулио? — спросил Артур. — Сколько все это должно кипеть?
— Только что приходил, — ответила Маша. — Сказал, через сорок минут — баста. И будем обедать. А вы его не видели. Ни его, ни меня. Что вы там пишете?
В сквозной тени падающей от листвы и ветвей на лицо, голые по локоть руки, на белый передник, она была воплощением крепкого здоровья, молодости…
Артур ничего не ответил. Снова склонился над своими записями.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
«…После осмотра Форума я что-то сильно устал, разнылась нога, и Маша, увидев на улице скамью в окружении тенистых деревьев оставила меня на ней, а сама отправилась к ближайшему киоску. Мы решили отдохнуть и перекусить. Тем более, нам составила компанию укромно стоящая под теми же деревьями статуя самого Гая Юлия Цезаря.
Он, конечно, не польстился на принесённые Машей апельсиновый сок, груши и персики. Невидящим взором смотрел вдаль на проезжающие по широкой улице автобусы и автомобили.
Этой улице мы потом пошли к означенной на карте площади Венеции. Навстречу всё время попадались чернокожие парни, назойливо предлагающие прохожим купить зонтики.
Потемнело. Я взглянул на небо. Оно стало жемчужно–серым. Закрапал тёплый чудесный дождик.
Хорошо было, укрывшись под узким тентом кафе, сидеть за покрытым красной скатёркой столиком на углу площади Венеции, пить «капуччино». Даже Маша залюбовалась площадью, мокрой, сверкающей. Правда, дальний конец этого пространства замыкало редкостное по наглой помпезности длиннейшее здание. Официант рассказал, что ныне это Музей оружия. Мемориал строился во времена короля Виктора–Эммануила и Муссолини. Римляне называют его «пишущая машинка».
Гениально точно.
Дождь усилился, и нам пришлось-таки приобрести зонтик.
Когда идёшь под зонтиком вдвоём, это сближает. Как поздно все это пришло — Рим, Маша…
Свернули с площади направо, на какую-то удивительно элегантную улицу, довольно узкую. Каково же было моё удивление, когда Маша различила название — Корсо! Знаменитая главная улица Рима. Здесь ходил Гоголь. Здесь увидел он зачуханного чудака, носившего такие панталоны, что казалось, вместо штанов он просунул ноги в рукава куртки.
Женская натура не выдержала. Маша заходила во все магазины по обе стороны улицы, а я ждал её снаружи под зонтиком.
Рим безлюден, время отпусков. Пройдут увешанные фотоаппаратами туристы, и — никого.
Бедная девочка, выходя наружу, говорила, что ей ничего не подходит, ничего не нравится. На самом деле, экономит наши деньги. Тем более, что она же затащила меня в «Оптику», и там мы купили замечательную семикратную лупу. За сумасшедшую сумму — 70 тысяч лир. К сожалению, небольшого диаметра, охватывает лишь несколько слов в строке.
Чем выше кратность, способность увеличивать, тем меньше диаметр. Таков закон оптики, объяснил Маше продавец в белоснежном халате…
Вода в бочках тихо клокочет. Маша давно ушла в дом. Только что подходил Джулио, знаками показал, что больше подбрасывать пищу костру не нужно, что он успел вздремнуть.
Однако, возвращаюсь к Риму. Почти все главные достопримечательности находятся на одной линии: Колизей — Форум — площадь Венеции — Пьяцца дель Попполо. В этих же краях знаменитая площадь Испании, Пантеон… А также масса старинных соборов.
Позавчера, доехав после электрички до станции метро «Октавиано», посетили Собор святого Петра. Попали как раз к мессе в одном из приделов. Помолились, получили из рук священника причастие. Здесь тоже торжественное великолепие мрамора и позолоты.
Все дни то солнце, то тихие, тёплые дождики. Зонт неисправимо сломался вчера, на третий день наших поездок в вечный город.
Зовут к обеду. Так странно звучит моё имя здесь, в Италии — Артуро, Артуро…
Налетел ветерок, невнятно прошелестела листва деревьев. И опять вспомнилось то место из Книги Царств, что прочитал Джулио на собрании общины»