Итальянский этюд в ковидных тонах
Шрифт:
– Хорошо, – кивнула она и, снова наклонившись, погладила кота, который в этот раз даже соизволил извлечь из себя что-то похожее на довольное мурлыкание.
Первое, что бросилось в глаза, когда они вошли в кабинет Витторио, опять же был тот самый кот.
– Всё-таки он вам поразительно удался, я повешу под картину полку, чтобы ему было куда ступить, когда он проснётся, – сказал Витторио. Полина польщённо рассмеялась.
– Полина… Может, вы останетесь и поработаете рядом со мной, нужный вам вид перед вами, – он распахнул створку окна. У Полины опять перехватило дыхание от красоты
– Я бы с удовольствием, но… разве я не буду вам мешать? Вы же помните, как много места я занимаю…
– Зато я занимаю мало. Я отодвину свой стол в сторону, чтобы не загораживать вам окно, мне нужен пока лишь мой компьютер.
– И будет сильно пахнуть масляными красками…
– Мне нравится запах краски. К тому же окно открыто.
– А у меня от него поначалу болела голова… Даже думала, что придётся вообще отказаться от работы маслом и писать только акварели или заняться графикой… Вы правда не против, если я тут расположусь?
– Полина, я буду счастлив. Обещаю не отвлекать вас.
– Ну хорошо…
Полина вдруг подумала, что сможет воспользоваться ситуацией и дописать портрет Витторио…
Они отодвинули его стол, потом Витторио помог ей разложить мольберт и её складную табуретку. Немного расстроился, что с его места ему не будет видно её лица, оно как раз оказывалось за мольбертом. Усаживаясь за стол, успел заметить, что перед собой Полина поставила не чистый холст, который они привезли с собой, а его вчерашний портрет. Улыбнулся про себя. Включив компьютер, понял, что вряд ли сегодня сможет думать о работе. С коллегами из Аризоны они трудились над общим проектом, ему нужно было обработать новые данные, полученные в ходе недавней вспышки на Солнце, сильнейшей за последние десятилетия. Просидев полчаса и так и не сумев сосредоточиться, он опять посмотрел на Полину. В отличие от него, она, кажется, была увлечена делом. И, в отличие от него, время для неё, кажется, пролетало незаметно, он же измаялся так долго не видеть её глаз.
– Полина, я умираю от любопытства, можно я подгляжу хотя бы чуть-чуть, – не выдержал он.
– Нельзя, – коротко ответила она.
– Вы безжалостны.
– Вы же меня вчера оставили мучиться от любопытства, так до сих пор и не раскрыли секрет, – не отвлекаясь от работы, возразила она шутливым тоном.
– Я же предупредил, что смогу говорить об этом, когда мы перестанем использовать в общении это официальное «вы».
– Значит, оба терпим до завтра, – не задумываясь произнесла она.
– Я готов уступить в том, что касается моей части сделки, и задать вопросы сейчас.
– Задавайте, мне ведь необязательно будет на них отвечать? – она выглянула из-за мольберта, взглянула на него с лукавой улыбкой.
– Почему вчера вы так погрустнели, когда я сказал, что вы красивы? А когда пригласил провести вместе вечер, вообще стали мрачной…
Полина молчала, было слышно только движение кисти по холсту.
– Всё, можете подойти посмотреть, – наконец сказала она.
Витторио тут же поднялся. В его портрет, который уже казался ему законченным, Полина добавила какие-то неуловимые детали, он не мог бы с точностью определить, какие, но общее впечатление изменилось. Вчера в его глазах она увидела больше тепла и улыбки, сейчас в них появилось глубокое чувство…
Теперь молчал он.
Полина, волнуясь, подняла на него взгляд.
– Вам не нравится?
– Очень нравится, – его акцент стал сильнее, – просто я подумал, что мне больше не нужно искать слова, вы и так всё про меня поняли…
Напряжение между ними опять достигло опасного предела.
– А панораму города я лучше буду писать на улице, хорошо? – просительным тоном сказала Полина, чувствуя, как пылает её лицо.
– Хорошо, – тихо ответил Витторио.
Он вынес её вещи на старое место, сегодня на холме прибавилось художников, но выбранное Полиной оставалось свободным.
– Здесь очень жарко, – он бросил на неё вопросительный взгляд.
– Зато есть ветерок, и тени от дерева мне достаточно, – избегая встречаться с ним глазами, произнесла Полина.
– Позовёте меня, когда захотите сделать перерыв на обед?
– Позову…
Вернувшись в кабинет, Витторио снова взял в руки портрет. У него было странное чувство: непонятно, то ли облегчил ему жизнь тот факт, что Полина догадывается о его серьёзном настрое в отношении неё, то ли, наоборот, затруднил их общение. Кажется, пока больше второе… Зазвонил телефон, мысли о настигшей его любви заслонились рабочими вопросами…
Полина установила чистый холст. Основа на него уже была нанесена, а потому она сразу взялась за пейзаж. Работала вдохновенно и радостно, улыбка не сходила с её губ. Сегодня, дописывая портрет Витторио, украдкой подглядывая за ним из-за мольберта, ловя его взгляды, она окончательно разрешила свои сомнения, и теперь ею завладело восхитительное ощущение: её влюблённость не просто нашла отклик в его сердце, а вызвала глубокий ответ. Нужно было быть совершенно слепой, чтобы не видеть этого. Сердце вдруг забилось быстрее, внутри словно прокатилась тёплая волна. Полина ещё не успела понять причину, как прозвучал голос Витторио:
– Полина, вы забыли обо всём на свете, про обед уж точно. Вся Италия уже два часа как предаётся отдыху. Клянусь, я терпел сколько мог. Perfetto… – последнее замечание он произнёс тихо, она поняла, что это относится к картине.
– Правда? – она подняла на него глаза, взгляд её был одновременно смущённый и радостный.
– Правда… – он улыбнулся ей, оба почувствовали, как мир вокруг исчезает, оставляя их наедине друг с другом.
– Вы тоже отдыхаете днём? – спросила Полина, опять находясь под его магнетизмом.
– Мне кажется, вы всё меньше верите в то, что я итальянец.
– Это потому, что у меня всё меньше для этого оснований. К вашему акценту я привыкла и перестала его замечать.
– Possiamo parlare met`a del tempo in italiano (Мы можем половину времени говорить на итальянском).
Полина тут же затрепетала.
– Per favore, no (Пожалуйста, нет). Я пока стесняюсь, сразу забываю слова.
– Тогда мне придётся придумать другой способ.
– Не нужно ничего придумывать, вы мне нравитесь таким, какой вы есть, – Полина осеклась, посмотрела на Витторио с испугом, он сказал умоляющим тоном: