Итальянский след
Шрифт:
– Что это?! – в ужасе отшатнулся плиточник.
– Сличай. С теми, которые только что держал в руках. Может, кое-какие совпадут.
– Где вы их взяли?
– Валя сфотографировал.
Теперь в кабинете сидел совсем другой человек. Вместо румянца и шаловливой, самодовольной улыбки Пафнутьев и Худолей видели белую маску с отвисшей губой и посверкивающим золотым мостом.
– Внимательно посмотри эти снимки, – медленно, негромко произносил Пафнутьев слово за словом, прекрасно понимая, какое впечатление они сейчас производят на расслабленное сознание Величковского. – Может, кто-то из этих женщин
– Сейчас… Я это… Сейчас. – Величковский неловко, как-то боком приблизился к распахнутому окну, поставил туфлю на край стула и, достав черную свою коробочку, принялся тщательно протирать носок туфли, потом перешел к боковой поверхности, добрался до каблука. Потом точно так же протер вторую туфлю, время от времени произнося без всякой связи одни и те же слова: – Сейчас… Я всегда так делаю… Потому что работа у меня пыльная… Если мент увидит меня в пыльных туфлях, он сразу поймет, что я приехал на заработки… А у меня нет регистрации, я без регистрации живу, за нее надо платить, а платить часто нечем, поэтому дешевле купить такую вот коробочку, чем каждому менту давать сотню рублей… А меньше сотни они не берут… Раньше полсотни можно было дать, а сейчас ни в какую. Если дашь меньше сотни, то и разговаривать не станут. Это уж совсем новичок, совсем салага согласится взять полсотни…
Пафнутьев некоторое время внимательно слушал, потом вопросительно посмотрел на Худолея – но тот лишь молча повертел пальцем у виска. Дескать, тронулся мужик умом, не выдержав кошмара следственных фотографий.
Как выяснилось, он ошибался. Не так прост был Величковский, не так глуп и беспомощен, как это могло показаться. Оторвавшись на секунду от своей туфли и увидев, что Пафнутьев и Худолей заняты друг другом, он вскочил на стул, со стула на подоконник и, не медля ни секунды, спрыгнул вниз. Хотя это был и второй этаж, но высота оказалась достаточно большой, потолки были трехметровые.
– Ни фига себе, – пробормотал Пафнутьев и подошел к окну, не подбежал, нет, не рванулся, просто подошел.
Величковский, подволакивая ногу и растирая ушибленную коленку, торопился к железным воротам, чтобы выскочить на улицу и скрыться, скрыться от этих настырных людей, от этих страшных фотографий, на которых он узнал, конечно, узнал женщин из города Пятихатки.
– Эй, мужик! – крикнул сверху Пафнутьев. – А как же нам быть с плиткой? Мы же договорились!
Величковский на ходу оглянулся, досадливо махнул рукой и продолжал свой судорожный бег к арке, где, как ему казалось, его поджидала свобода. Не знал бедный, наивный плиточник, почему Пафнутьев так беззаботно держал открытым свое окно, несмотря на то, что в кабинете бывали люди, готовые на поступки безрассудные и отчаянные.
Не было из этого двора выхода. Не было.
Все три выходящие во двор подъезда имели свои хитрые кодовые замки. Арка, такая большая и соблазнительная, заканчивалась красивыми воротами, которые были заперты на вечный замок.
Величковский ткнулся в одни двери, в другие, подергал добротно сработанные ворота – наконец стали восстанавливать кованые узоры на воротах, и улицы сразу похорошели, приобрели вид если и не аристократический, то что-то достойное в них все-таки появилось.
– Эй, мужик! – повторил Пафнутьев, заметив появившуюся из арки бледную мордочку Величковского. – Вон там, возле грибка лежит лестница. Видишь? Приставь ее к моему окну и поднимайся. Я тебе помогу.
– Не хочу! – обиженно проговорил Величковский.
– Напрасно, – огорченно сказал Пафнутьев. – Сейчас набегут охранники, набьют тебе морду, чтоб не сопротивлялся, наденут наручники, поволокут по коридору ногами вперед… Тебе это нужно? По дороге растеряешь все свои золотые фиксы, потом будешь их искать, найдешь далеко не все… А за попытку побега… Сам понимаешь. Это признание во всех преступлениях, которые совершал, которые не совершал, а только собирался… Тебе это нужно? Лезь сюда, и мы продолжим наш разговор.
Величковский некоторое время молчал, глядя на Пафнутьева, потом поковырял ногой землю, оглянулся по сторонам, словно хотел еще раз убедиться, что бежать и в самом деле некуда.
– А где лестница? – наконец спросил он.
– Видишь грибок с красной крышей? Под мухомор его раскрасили… Возле этого грибка.
– Коротка вроде?
– Не переживай… Кто через мое окно убегает, все этой лестницей пользуются… А ты мужик длинный… Не робей, мы с Худолеем тебя подхватим.
Величковский молча, все еще преодолевая в себе обиду, прошел в конец двора, нашел лестницу, прислоненную к песочнице, и, не поднимая глаз, поволок к пафнутьевскому окну.
– Только осторожней, чтобы нижнее окно не разбить, – предупредил Пафнутьев. – Бросай сюда свою сумку, легче забираться будет.
Величковский послушно закинул сумку в окно, Пафнутьев ловко поймал, перебросил Худолею, дав знак, чтоб тот внимательно ее осмотрел. Через некоторое время над подоконником показалась сконфуженная физиономия плиточника.
– Заходи, старик, не стесняйся, – радушно показал Пафнутьев на стул. – Как посоветуешь, будем оформлять попытку побега или обойдемся?
– Не было никакой попытки, – с неожиданной твердостью сказал Величковский. – Я думал, что во дворе туалет. Каждому может приспичить.
– Нет, дорогой, ты ошибся, – вмешался в разговор Худолей. – Туалет у нас в конце коридора. Приспичит – могу сводить. Но уж если заговорил о туалете, то с тебя причитается.
– А что с меня причитается?
– По твоей специальности. Ни шагу в сторону. Понял?
– Не понял, – ответил Величковский уже с легким вызовом – он освоился в кабинете, к нему вернулось самолюбие, явно завышенное самолюбие, как успел заметить Пафнутьев.
– Я же говорил – краны текут, кафель отваливается, на полу сырость, запах опять же неприятный…
– А я при чем?
– А при том, что тебе придется навести марафет в нашем туалете.
– Это не мое дело.
– Хорошо, – подхватил Пафнутьев. – Каждый из нас будет делать только то, что обязан. Договорились?
– Ну?
– Сейчас составляем протокол о попытке побега. Что равносильно признанию собственной вины в соучастии в многочисленных убийствах.
– Каких еще убийствах?
– Снимки видел?
– Ну?
– Твоей рукой на обороте написаны имена, фамилии, особенности сексуальной ориентации…