Итальянское каприччио, или Странности любви
Шрифт:
Успехи в языке не замедлили сказаться. Лена легко оторвалась от класса и школьной программы, принялась взахлеб читать книжечки в ярких обложках, которые носила ей аспирантка, и вскоре заговорила по-английски.
Теперь ко всем прежним переживаниям Ани прибавилась глупая — она это понимала, но не могла ничего поделать — ревность. Она и сама не могла четко ответить себе — к кому она ревнует подругу. То ли к милой аспирантке, то ли к самому английскому языку, в котором Аня дальше учебника никогда не могла продвинуться…
А тут еще в классе началась эпидемия романов. Сначала все мальчишки коллективно влюбились в Ленку,
Затем и у других девочек начали появляться поклонники. Аня же слыла среди ребят «своим парнем». В играх, где требовалось быстрота и ловкость, ее принимали как равную. Но если в четвертом и пятом классах подобное отношение льстило, в шестом слегка задевало, то в седьмом она вдруг почувствовала себя обделенной.
В результате Аня все больше и больше замыкалась в себе, копалась в своих переживаниях, анализировала отношение к себе подруг…
Сейчас ей стала ближе всегда задумчивая маленькая Деля: с ней можно было помолчать, рассматривать альбомы и книги по искусству с репродукциями картин знаменитых художников, просто гулять. Однако Деля, слишком отдаленная от школьных дел, все свое время посвящала занятиям в изостудии и работе дома. Она, казалось, бесконечно рисовала один и тот же пейзаж — вид из окна своего дома. Зимний снег на ее рисунках сменяла зеленая дымка весны, потом все закрывала роскошная листва лета, затем появлялась желтизна увядания, буйство золотой осени и в конце концов торжествовала графика обнаженных ветвей начала зимы, и опять снег, снег…
— Тебе не надоедает? — спросила как-то Аня.
— Нет. Почему мне должно надоедать?
— Одно и то же.
— Разве? — удивилась Деля. — А тебе не надоедает каждые день бегать до посинения свою стометровку?
Аня промолчала. Вопрос Дели как заноза застрял в голове.
— Нет, — продолжала Деля, — все не так. Я расту, меняюсь, меняется мой взгляд. Это не может быть одним и тем же.
— Возможно… — пробормотала Аня, а про себя даже слегка расстроилась: как же она не смогла додуматься до такой интересной мысли? Вечером не утерпела, поделилась с Леной.
— Подумаешь, наверное, услыхала от руководителя студии, а он в свою очередь от кого-то еще. Умные мысли приходят в голову единицам, а повторяют их сотни. — Ленка скорчила гримаску и добавила: — Я, кажется, афоризм выдала. Но в любом случае в Дельке что-то есть…
«У Лены, — подумала Аня, — появилась какая-то самоуверенность. А может, просто уверенность в себе… Последнее время она производит впечатление человека, нашедшего свое предназначение и место в жизни. Конечно, — размышляла Аня, — она получает удовольствие от своего английского, как и Деля от своих пейзажей. Только Деля — тихая, хрупкая и никакой самоуверенности, а совсем наоборот — вечно сомневается. Наверное, потому, что она некрасивая? Впрочем, ее нисколько не смущают оценки, которые дают ее работам окружающие. Вон ведь как она сегодня уверенно встала на защиту своей работы. Значит, ей нравится заниматься живописью, и она спокойно и хорошо живет изо дня в день той жизнью, которую выбрала. А что же я, — подумала опять Аня, — что мне нужно, что мне интересно? Спорт, спорт, спорт — каждый день, каждый год, режим, тренировки… Но разве у Дели и Ленки не ежедневные занятия? И чем они легче? Сидеть часами за мольбертом или целыми днями зубрить английские слова…»
Аня замотала головой, отгоняя самоедские мысли — так она называла про себя копания в своих ощущениях.
— Анька! Ты что? Спишь с открытыми глазами? — Лена со смехом тормошила подругу. — Я тут распинаюсь, рассуждаю, а ты — как выключенный телефон.
— Извини… просто устала, я еще дома не была, только забросила сумку после тренировки — и к тебе. Пойду…
Девочки распрощались.
Отец сидел за письменным столом и что-то печатал на машинке. Аня чмокнула его в щеку и пошла к себе.
— Будем ужинать вдвоем, — крикнул отец, — мама придет поздно!
— Годится! — крикнула в ответ Аня.
Потом они долго сидели за кухонным столом, самым любимым местом для задушевных бесед.
Отец давно уже заметил перемены в Ане, но полагал, что в ее возрасте матери лучше понимают своих дочерей, и потому решил ничего самостоятельно не предпринимать, а предоставить пока все жене. Но сегодня, взглянув в глаза дочери, не выдержал:
— Ну-ка, ребенок, выкладывай, что у тебя там стряслось или пока еще назревает.
— С чего ты взял? Так тетя Оля про фурункул говорит — назревает.
— До чего остроумная девица у меня растет… Я серьезно. Анечка, что-то в последнее время ты ничего не рассказываешь.
— О чем, папа?
— Ну… — Андрей Иванович неопределенно покрутил рукой, — хотя бы о школе, об увлечениях.
— В школе все нормально. А увлечений у меня нет никаких.
— А спорт?
— Что спорт? — Аня не хотела обижать или огорчать отца, который ревностно следил за успехами дочери, и потому осторожно добавила: — Спорт — это уже привычка.
— Афоризм или потеря интереса? — насторожился отец.
— Считай, что афоризм… Просто ничего нового не происходит — бегаю и бегаю, отжимаюсь, прыгаю, растягиваюсь и все такое… Рутина…
— Правильно, так и должно быть. В каждом деле, в каждой профессии есть несколько этапов для любого, кто решил ее избрать: сначала прелесть и новизна знакомства с предметом, каждый день открытие — что самое интересное и увлекательное, потом бесконечный этап накопления знаний, информации, освоение навыков…
Аня опустила глаза — даже отец не может иногда удержаться от повторения общеизвестного, от банальностей. Ох уж эти взрослые!
— Папочка, ну что ты мне объясняешь! — не выдержала Аня. — Одно дело теория, а в жизни… Понимаешь, у всех есть какое-то свое дело. У Дели — рисование. Вот рисует она одно и то же, и ей интересно.
— Как раз то, о чем я пытаюсь тебе сказать. Из Делиного «одно и то же» когда-нибудь вырисуется нечто великолепное.
— Нет, ты послушай! Вот Ленка счастлива со своим английским и своей аспиранткой. Даже у Наташки есть свое дело — ее пригласили в наш драмкружок, и скоро в школе объявится новая Сара Бернар… А я все бегаю, прыгаю — и ничего не меняется…