Иудейские древности. Иудейская война (сборник)
Шрифт:
Глава семнадцатая
Иудеи начинают войну против римлян. – Манаим
1. Народ дал уговорить себя. Все поспешили вместе с царем и Береникой вверх в Храм и принялись за восстановление галерей. Представители народа и члены совета разделили между собою деревни и начали собирать дань; вскоре были сколочены не достававшие еще к уплате сорок талантов. Таким образом, Агриппе удалось задержать еще грозившую войну. Но после этого он начал также побуждать народ повиноваться Флору до тех пор, пока император не пришлет на его место преемника. Это ожесточило массу: ропот негодования раздался против царя, и ему велено было сказать, чтоб он оставил город. Некоторые из мятежников осмелились даже бросать в него каменьями. Видя совершенную невозможность обуздать мятежников и раздраженный причиненными ему оскорблениями, царь отправил народных представителей и влиятельнейших иудеев к Флору в Кесарию для того, чтобы он из их среды назначил сборщиков податей; сам же он возвратился в свое царство.
2. Между тем собралась толпа иудеев, стремившихся к войне с особенной настойчивостью, и поспешно выступила против одной крепости по имени Масада; взяв ее хитростью, они убили находившихся там римлян и поставили туда гарнизон из своих людей. В то же время Елеазар, сын первосвященника Анания, – чрезвычайно смелый юноша, занимавший тогда начальнический пост, – предложил тем,
3. Ввиду серьезного и опасного характера движения, представители властей, первосвященники и знатнейшие фарисеи собрались вместе для совещания о положении дел. Решено было попытаться урезонить недовольных добрыми словами; с этой целью народ был созван на собрание к медным воротам, находящимся внутри храмового двора, против восточной стороны. Сделав народу много упреков за его смелую попытку к отпадению, сопряженному со столь опасной войной для отечества, ораторы старались вместе с тем поколебать основательность поводов к этой войне. Их предки украшали Храм большей частью приношениями, сделанными иностранцами, и всегда принимали дары от чужих наций. Они не только не отказывали никому в приношении жертв, что было бы тяжким грехом, но и устанавливали кругом в Храме священные дары, которые и поныне, по истечении столь долгого времени, можно еще видеть. Ведь только для того, чтобы раздразнить римлян и заставить их взяться за оружие, они вдруг хотят ввести новые религиозные законы по отношению к инородцам, рискуют, независимо от непосредственной опасности, навлечь еще на город безбожную молву, будто у одних только иудеев иноземец не может ни жертвовать, ни молиться в Храме. Если бы подобный закон был направлен только против частного лица, он бы мог уже возбудить негодование как преступление против человеколюбия, они же даже позволяют себе лишить императора и римлян такого права. А между тем следует опасаться, как бы отвержение жертв этих последних не имело своим последствием того, что вскоре они сами будут лишены возможности жертвовать и что город будет объявлен вне защиты государства; а потому не лучше ли одуматься скорее, возобновить жертвоприношения и постараться загладить оскорбление, прежде чем оно дошло до сведения тех, кому оно нанесено.
4. Во время этой речи представлены были народу священники, знакомые с древними обычаями и разъяснившие, что их предки во все времена принимали жертвы от иноплеменников. На все это никто из восставших не обратил никакого внимания; священники, заведовавшие богослужением, даже стали пренебрегать своими обязанностями, готовясь к войне. Представители властей увидели, что они больше не в состоянии справиться с мятежом, и начали заботиться о том, чтобы свалить с себя всякое подозрение, так как ответственность перед римлянами должна была пасть прежде всего на них. С этой целью они отправили посольства: одно под предводительством Симона, сына Анании, к Флору, а другое, из лиц высокого ранга, как Саул, Антипа и Костобар, – родственники царя – к Агриппе. Обоих они просили стянуть войска к городу и подавить восстание, пока есть еще возможность. Для Флора это было чрезвычайно приятное известие; решившись раздувать пламя войны, он не дал послам никакого ответа. Но Агриппа, одинаково озабоченный судьбою как восставших, так и тех, против которых война была возбуждена, старавшийся сохранить для римлян иудеев, а для иудеев – их Храм и столицу, понявший, наконец, что и ему лично восстание не может принести никаких выгод, – послал иерусалимским жителям три тысячи конных солдат из Аврана, Батанеи и Трахонеи под командой Дария, начальника конницы, и главным предводительством Филиппа, сына Иакима.
5. Ободренная этой помощью, иерусалимская знать, с первосвященниками и миролюбивой частью населения, заняла Верхний город; Нижний же город и Храм находились в руках мятежников. С обеих сторон пустили в ход камни и метательные снаряды и начался беспрерывный ряд перестрелок между обоими лагерями. Отдельные отряды делали в то же время вылазки и завязывали сражения на близких дистанциях. При этом мятежники выказывали больше отваги, царские же отряды – больше военной опытности. Последние стремились, главным образом, к тому, чтобы овладеть Храмом, дабы изгнать оттуда осквернителей Святилища; мятежники под предводительством Елеазара старались, напротив, захватить в свою власть еще и Верхний город. Семь дней подряд лилась кровь с обеих сторон и, однако, ни одна партия не уступала другой занятых ею позиций.
6. На восьмой день, в праздник ношения дров [1103] , когда каждый должен был доставить дрова к алтарю для поддержания на нем вечного огня, ревнители исключили своих противников из участия в этом акте богослужения. Вместе с невооруженной массой вкралось тогда в Храм множество сикариев (разбойников с кинжалами под платьем), с помощью которых они еще более усилили нападения. Царские отряды оказались в меньшинстве и уступали им также в мужестве; они должны были освободить Верхний город. Тогда наступавшие вторглись туда и сожгли дом первосвященника Анания, а также дворцы Агриппы и Береники; вслед за этим они перенесли огонь в здание архива для того, чтобы как можно скорее уничтожить долговые документы и сделать невозможным взыскание долгов. Этим они имели в виду привлечь массу должников на свою сторону и восстановить бедных против лиц состоятельных. Надзиратели архива бежали, так что они беспрепятственно могли предать его огню. Уничтожив здания, составлявшие как бы нервы города, они бросились на своих врагов. Часть властных людей и первосвященников скрылась в подземные ходы; другие вместе с царским отрядом отступили назад, в верхний дворец, и поспешно заперли за собою ворота. Между последними находились: первосвященник Ананий, брат его Езекия и посланные перед тем к Агриппе делегаты. Тогда только бунтовщики сделали перерыв, довольствуясь победой и произведенными огнем опустошениями.
1103
.. в праздник ношения дров… – Праздник ношения дров проходил в Иерусалиме в середине августа, или 15 аба. В этот день все иудеи приносили дрова для Храма. – Примеч. ред.
7. На следующий день (в 15-й день лаоса) они сделали нападение на замок Антонию, штурмовали его после двухдневной осады, убили весь гарнизон, а самую цитадель предали огню. Затем они обступили дворец, куда спаслись царские отряды, разделились на четыре громады и пытались пробить стену. Находившиеся внутри, ввиду многочисленности наступавших, не отваживались на вылазку; вместо этого они установили посты на брустверах и башнях, стреляли в нападавших и убивали значительное число разбойников под стеной. Ни днем, ни ночью не унималась
8. Между тем поднялся некий Манаим, сын Иуды, прозванного Галилеянином, замечательного софиста (законоучителя), который при правителе Квиринии укорял иудеев в том, что они, кроме Бога, признают над собою еще и власть римлян. Этот Манаим отправился во главе своих приверженцев в Масаду, разбил здесь арсенал Ирода, вооружил, кроме своих земляков, и чужих разбойников и с этой толпой телохранителей вступил, как царь, в Иерусалим, стал во главе восстания и принял руководительство над осадой. Осаждавшие не имели осадных орудий, а под градом сыпавшихся стрел сверху не было никакой возможности открыто подкопать стену. Вследствие этого они, начавши издали, выкопали мину по направлению к одной из башен, укрепили ее подпорами, подожгли эти последние и вышли наружу. Как только фундамент сгорел, башня мгновенно рухнула. Но другая стена, выстроенная внутри против наружной стены, предстала перед глазами осаждавших. Дело в том, что осажденные поняли план неприятеля (вероятно, потому, что башня, как только она была подкопана, пошатнулась) и соорудили себе другую защиту. При этом неожиданном зрелище осаждавшие, торжествовавшие уже победу, были немало поражены. Тем не менее осажденные послали к Манаиму и главарям восстания просить о свободном отступлении; только царским солдатам и коренным жителям это было предоставлено, и они действительно отступили. Оставшихся же на месте римлян охватило отчаяние: преодолеть столь значительно превосходившие их силы они не могли, а просить о миролюбивом соглашении они считали позором, не говоря уже о том, что они не могли верить обещанию, если бы оно и было дано. Они поэтому покинули свои недостаточно защищенные квартиры и бежали в царские замки: Гиппик, Фасаил и Мариамну. Люди Манаима ворвались в то место, которое было оставлено солдатами, изрубили всех, которые не успели еще спастись, и, захватив всю движимость, сожгли самый дворец. Это произошло 6-го гарпея.
9. На следующий день первосвященник Ананий был вытащен из водопровода царского дворца, где он скрывался, и умерщвлен разбойниками вместе с его братом Езекией [1104] . Гарнизон в замках был обложен стражей, дабы никто из них не убежал тайком. Разрушение укрепленных мест и смерть первосвященника поощрили Манаима на безумные жестокости; он думал, что нет у него соперника, который мог бы оспаривать у него власть, и сделался несносным тираном. Против него восстали поэтому Елеазар и его сторонники, которые говорили: «После того, как из-за обладания свободой мы поднялись против римлян, то не следует теперь переуступить ее одному из соотечественников и мириться с игом деспота, который, если бы даже не совершил никаких насилий, все-таки ниже родом, чем мы; ибо если б и необходимо было поставить одно лицо во главе государства, то и тогда выбор меньше всего должен пасть на него». Сговорившись таким образом между собою, они напали на Манаима в Храме, когда он в полном блеске, наряженный в царскую мантию и окруженный целой толпой вооруженных приверженцев, шел к молитве. Когда люди Елеазара кинулись на него, то весь народ, присутствовавший при этом нападении, собирал кучи камней и бросал ими в софиста в том предположении, что если только он сойдет со сцены, то мятеж придет к концу. Манаим с его людьми держались некоторое время, но, увидев, что весь народ восстал против них, каждый бросился бежать, куда мог. Те, которых удалось поймать, были убиты, другие, пытавшиеся укрыться, подверглись преследованию; только немногие спаслись бегством в Масаду, и в том числе был и Елеазар, сын Иаира, близкий родственник Манаима, сделавшийся потом тираном в Масаде [1105] . Сам Манаим, бежавший в так называемую Офлу [1106] и трусливо спрятавшийся там, был вытащен оттуда и после многих мучений лишен жизни; той же участи подверглись его военачальники, а также Авесалом, бывший худшим орудием его тирании.
1104
.. первосвященник Ананий был вытащен из водопровода царского дворца, где он скрывался, и умерщвлен разбойниками вместе с его братом Езекией. – Манаим хотел еще убить командира царского войска Филиппа, но этому намерению воспротивились родственные Филиппу вавилонские евреи из партии зелотов.
1105
.. в том числе был и Елеазар, сын Иаира, близкий родственник Манаима, сделавшийся потом тираном в Масаде. – Масада под защитой Елеазара держалась дольше всех остальных крепостей, занятых евреями.
1106
.. бежавший в так называемую Офлу… – Офла – рабочий квартал, юго-восточная часть города.
10. Народ, как уже было замечено, содействовал падению Манаима, в надежде тем или иным способом потушить восстание; но другие в этом случае вовсе не имели в виду прекращение войны, а скорее, напротив, – возобновление ее с усиленной энергией. Вопреки настойчивым мольбам народа освободить солдат из осады они еще больше стеснили их, пока Метелл, римский предводитель, и его люди, положение которых стало невыносимым, не послали вестников к Елеазару с просьбой пощадить только их жизнь и взамен нее взять у них оружие и все имущество. Елеазар охотно согласился на эту просьбу и послал к ним Гориона, сына Никомеда, Анания, сына Саддука, и Иуду, сына Ионафана, для того чтобы подтвердить миролюбивое соглашение ударом по рукам и клятвой. Вслед за этим Метелл действительно вывел свои отряды. Все время, когда последние носили еще свое оружие, никто из бунтовщиков их не трогал и не обнаруживал ни тени измены; когда же все, согласно уговору, сложили свои щиты и мечи и, не подозревая ничего дурного, начали удаляться, тогда люди Елеазара бросились на них и оцепили их кругом. Римляне не пробовали даже защищаться или просить о пощаде; но они громко ссылались на уговор. Все были умерщвлены бесчеловечным образом, за исключением только Метелла: его одного они оставили в живых, потому что он слезно умолял их даровать ему жизнь, обещав принять иудейскую веру; даже дать себя обрезать. Для римлян этот урон был незначителен: они потеряли лишь ничтожную частицу огромной, могущественной армии. Для иудеев же это являлось как бы началом их собственной гибели; они сознавали, что теперь дан бесповоротный повод войне и что их город запятнан таким постыдным делом, за которое, помимо мщения римлян, нужно ожидать кары небесной. Они открыто наложили на себя траур, и на весь город легла печать уныния и печали. Умеренные были полны страха, предчувствуя, что и им придется потерпеть за бунтовщиков; при том резня была совершена как раз в субботу [1107] , то есть в такой день, когда, ради служения Богу, иудеи удерживаются от всякой работы.
1107
.. при том резня была совершена как раз в субботу… – Это произошло 17 элула. День этот, в который Иерусалим очистился от римлян, принят был в число праздников.