Иван Болотников (Часть 2)
Шрифт:
"Не выдам вольный Дон, не выдам Федьку. Атаман отомстит за мою погибель".
Слабея, выдавил:
– Собака ты, сотник. Зверь. Прихвостень боярский!
Потылицын толкнул палача к горну.
– Залей ему глотку!
Кат шагнул к жаратке, где плавился свинец в ковше. Опустив Пятунку на пол, Адоня вставил в его черный изжеванный рот небольшое железное кольцо, а затем вылил в горло дымящуюся, расплавленную жижу.
Пятунка, донской казак из Раздорской станицы, дернулся в последний раз и
Утром к городу прибыл торговый обоз. Купец, черный, косматый, сошел с подводы и, разминая затекшую спину, ступил к воротам.
– Пропущай, служилые!
Стрельцы и ухом не повели. Один из них молвил, позевывая:
– Больно прыткий... Рожа у тебя разбойная.
– Сам разбойник, - пообиделся купец.
– Открывай ворота. Людишки мои чуть живы, да и кони приморились. Впущай!
Стрелец пьяно качнулся, хохотнул:
– Ишь, плутень. На торг поспешает, служилых объегоривать... Издалече ли притащился?
– Издалече. С самой матушки Рязани. Воевода Тимофей Егорыч меня ждет не дождется. Товаров ему везу.
Услышав имя воеводы, стрельцы засуетились и кинулись к воротам.
– Так бы и говорил. А подорожную имеешь?
– При мне, служилые.
Купец вытянул из-за пазухи грамоту, и стрельцы открыли тяжелые, окованные железом ворота. Старшой глянул в подорожную, но кудрявые строчки двоились и прыгали перед мутными глазами. Так и не осилил. Махнул рукой.
– Проезжай, торгуй с богом.
Пять подвод в сопровождении оружных людей с самопалами въехали в город. У стрелецкой избы пришлось остановиться: купца позвал к себе сотник Потылицын, которого уже известили о торговом обозе.
– Из Рязани пожаловал? Так-так... А что везешь?
– пытливо вопросил сотник.
– Да всего помаленьку, - уклончиво ответил купец и замолчал, упершись тяжелыми руками о колени.
– И воеводу нашего ведаешь?
– Да как же не ведать, мил человек. В Рязани наши дворы обок, - с гординкой произнес купец.
– А чего в эку даль пустился? Нас купцы не шибко жалуют.
– Вестимо. Плохо до вас добираться, лиходейство кругом. Но прытко Тимофей Егорыч просил. Новому городу-де без товаров худо. Вот и потащился. Да и воеводу-старика охота потешить.
– Старика?
– еще более сузив глаза, протянул сотник.
– Околесицу несешь, купец. Нашему воеводе и сорока нет.
– Да ты что, служилый! Грешно над воеводой смеяться. У него сыны твоих лет.
– Моих лет?
– Потылицын и вовсе оторопел. Голову его осенила страшная догадка, и от этого он разом взопрел, будто сунулся в жаркую баню.
– Моих лет, речешь?.. А кой из себя, воевода?
Купец недоуменно глянул на сотника, пожал плечами.
– Волосом рыжеват, плешив, борода клином...
Купец не успел досказать, как Потылицын сорвался с лавки и пнул ногой дверь
– Степка! Кличь ко мне десяцких!
Ступил к купцу, жарко задышал в лицо.
– В самую пору явился, в самую пору! То-то, мекаю, воевода на ухарца схож. Никакой в нем знатности. Вот топерича он у меня где, самозванец!
Сотник стиснул тяжелый кулачище, а купец, ничего не понимая, захлопал на Потылицына глазами.
– Энто как же, батюшка?.. Ведь то поклеп на Тимофея Егорыча. Вельми он родовит. Дед его у Ивана Грозкого в стольниках ходил... Кой самозванец? Воевода при мне из Рязани выступил.
– Выступил да сгинул. Воровской атаман Федька Берсень ему башку смахнул и сам воеводой объявился. Уразумел?
Купец ошарашенно попятился от сотника, перекрестился в испуге.
– Экое злодейство... Четвертовать надлежит лиходея.
– В Москву повезем. Пущай сам государь Федьку четвертует, - злорадно молвил сотник.
Воровского атамана надумали схватить ночью. Днем же Федьку сотник брать не решался: с атаманом была большая ватага повольников-донцов.
– Федьку в железа закуем, а гулебщиков живота лишим. Они нонче все пьяные, управимся, - сказал "собинным людям" Потылицын.
– А с дружками Федькиными как?
– вопросил один из десяцких.
– И дружков в железа. То Федькины есаулы. Ивашку и Ваську повезем вкупе с атаманом.
Потылицын ликовал: завтра он отправит закованных бунтовщиков в стольный град. И сам поедет. Царь щедро вознаградит. И не только деньгами, а, возможно, за радение и в дворяне пожалует. Может так случиться, что возвернется он в крепость самим воеводой.
А Берсень тем временем сидел в Воеводской избе. Распахнув бархатный кафтан, мрачно взирал на конопатого длинногривого подьячего, который монотонно доносил:
– Торг обезлюдел. Купцы и приказчики лавчонки закрыли и по домам упрятались. А все оттого, что стрельцы на торгу озоруют, денег не платят и многи лавки разбоем берут. Гиль в городе, батюшка... Служилые бражничают, караульной службы не ведают. И всюду блуд зело великий. Стрельцы твои по ночам девок силят. Врываются в избы благочестивых людей, кои достаток имеют, и волокут девок в кабак. Ропот идет, батюшка...
"Кабы один ропот, - разгневанно думал Федька.
– Тут и вовсе худое замышляют. Купцы и приказчики, чу, грамоту царю отписали. Вот то беда!"
Другой день Федька невесел: Болотников доставил черную весть. Может статься, что грамота попадет самому Годунову. Тот пришлет в крепость своих людей да приставов, и тогда прощай воеводство. Но то будет еще не скоро. Месяц, а то и более не прибудут Борискины люди. Надо выставить на дороге заставу. Самому же пока сидеть в крепости и потихоньку готовить казаков к походу. Потребуются деньги, оружие и кони...