Иван Болотников (Часть 2)
Шрифт:
Круг сказал:
– Лихо бился Нагиба. Допустить к чаре.
Теперь Мирон Нагиба весело сидел у котла и блаженно потягивал из баклажки.
Но чем больше хлебали донцы ухи, тем все меньше оставалось горилки в баклажках.
Устим Секира, глянув в пустую чару, пощипал смоляные усы, малость покумекал и, прищурив глаза, обратился к Болотникову:
– Дозволь слово молвить, атаман?
– Молви, Секира.
Казак поднялся на бочонок, скинул с плеч зипун, а затем сбросил с себя и рубаху. Ухватился руками за голый
– Аль приспичило, Секира?
– загоготал Емоха.
– Приспичило, братцы. Ой, пузу мому тошно!
– Никак рожать собрался.
– Хуже, братцы. Черт в пузе завелся. Мучает, окаянный!
– Так избавься, Секира!
– Пытал, братцы. Сидит!.. А ну послухай, Бобыль.
Нечайка подошел, приложил ухо к животу.
– Сидит, донцы!
– Во! Чуете, братцы. Каково мне, вольному казаку, черта терпеть! Ой, тошно, станишники!
– пуще прежнего заорал Секира.
К нему подошел Емоха, ткнул в пуп рукоять сабли.
– Дай вызволю.
– Не! Черт сабли не боится.
– А чего ж он боится?
Секира картинно подбоченился, крикнул задорно:
– А ну скажи, скажи, казаки, чего нечистый боится?
– Горилки, - изрек вдруг дотоле молчавший Гаруня.
– Горилки!.. Горилки!
– громогласно понеслось по станице.
Секира молитвенно воздел руки к небу.
– И до чего ж разумное войско у тебя, господи!
Спрыгнул с бочонка и ступил к Болотникову.
– Горилки треба, батько. Иначе не выбить черта. Дозволь из погребка бочонок выкатить. Дозволь на христово дело.
Так в погребе же последний.
– Ведаю, батько. Но ужель казаку с чертом ходить?
Секира пал на колени, сотворил скорбную рожу.
– Избавь от нечистого, батько!
Болотников рассмеялся, обратился к кругу:
– Мучается казак, донцы. Избавить ли его от сатаны?
– Избавить, батько!
– рявкнуло воинство.
– Кати бочку, Секира!
– махнул рукой атаман.
До перетемок гуляли казаки: плясали, боролись, горланили песни... А по мглистой степи разъезжали сторожевые дозоры, оберегая станицы от басурманских набегов.
ГЛАВА 3
РАЗДОРЫ
Пленный татарин так ничего толмачу и не поведал. Не испугала его и сабля Емохи, когда тот захотел отрубить ордынцу голову. Закричал, забрызгал слюной.
– Что он лопочет?
– спросил Болотников.
– Лается, атаман. Называет нас презренными шакалами и шелудивыми собаками, - пояснил толмач.
– Дерзок ордынец.
Емоха вновь подступил к татарину с саблей.
– Не пора ли к аллаху отправить, батько?
– Аллах подождет, Емоха, - остановил его Болотников.
– Нам татарский умысел надобен. Неспроста юртджи в Поле лезли.
– А может, на огне его поджарить?
– Этот и на огне не заговорит.
Болотников прошелся по куреню. Упрям ордынец! Свиреп, отважен,
– Уведи его пока, Емоха, и покличь мне старшину.
Вскоре в курень явились старшина - пятеро выборных от круга. Среди них был и Гаруня.
– Нужен совет, донцы, - приступил к делу Болотников.
– Ордынец уперся. Ничего не скажет он и под пыткой. Как быть?
Казаки не спешили: атаман ждет от них разумного совета.
Первым заговорил домовитый станичник Степан Нетяга, пожилой казак лет пятидесяти.
– Дозоры молчат, атаман. Татар в степи нет. Мыслю, пока нам нечего опасаться... А поганого посади в яму, и не давай ему ни воды, ни пищи. Не пройдет и двух дней, как он все выложит.
Выборные согласно закивали головами, один лишь Гаруня окаменело застыл на лавке.
– А ты что молвишь?
– обратился к нему Болотников.
– Нельзя мешкать, хлопцы. Лазутчики зря к заставам не полезут. Надо, чтобы поганый заговорил немедля.
– Но татарин и под пыткой ничего не выдаст, - пожал плечами Нетяга.
– Выдаст... Выдаст за деньги. Надо отдать поганому часть нашего дувана10. Не было еще татарина, чтобы на золою не позарился, - проговорил Болотников.
– Дуван... поганому?!
– вскинулись выборные.
– Не дело гутаришь, атаман. Дуван мы большой кровью добывали. Сколь добрых казаков за него положили. И теперь выкинуть басурману?
– осуждающе высказал Нетяга.
– Не дело?
– посуровел Болотников.
– А дело будет, коли Орда на Русь хлынет. Ежели мы разгадаем помыслы татар, то успеем упредить все засечные крепости. И тогда спешно соберется рать. Соберется и достойно встретит поганых в Поле. Ни один ордынец не погуляет по Руси. Так неужель своих полтин пожалеем?
– Добро гутаришь, атаман, - молвил Гаруня.
– На что казаку злато? Был бы конь, степь да трубка. Нехай берет злато татарин. Он его повсюду рыщет, он за него и башку потеряет. Нехай!
– Знатно молвил, Гаруня. Знатно.
– Так ли, донцы?
– Так, атаман, - согласилась старшина.
Однако Болотников заметил, что Нетяга кивнул неохотно: жаден был казак на деньги.
Подняли из подполья окованный медью сундук, отомкнули замок, откинули крышку. Резанули глаза самоцветы, золотые кубки и чаши, серьги, перстни и кольца, подвески и ожерелья.
– Добрая казна, - крякнул Емоха.
Степан Нетяга молча ткнулся на колени и запустил руки в дорогие каменья; пальцы его слегка дрожали.
– Богат, богат сундук, станишники.
– Тьфу!
– равнодушно сплюнул Гаруня, едко дымя люлькой.
– Бабам на побрякушки.
Болотников отсыпал в карман три горсти золотых монет и горсть самоцветов.
– Поди, хватит поганому?
– А не лишку?
– насупился Нетяга.
– В самый раз. Ордынец на малое не польстится. Спускайте сундук, други.