Иван-да-Марья
Шрифт:
Марья заметила Ивана не сразу, а когда увидела, стала, как вкопанная.
— Ты чего остановилась-то? — донесся до Ивана удивленный возглас Тамары. — Пошли, давай, некого тут стесняться.
Оцепенение спало, и Марья посмотрела на подругу.
— Том, может я домой? — Иван скорее прочитал по губам и догадался по растерянному лицу, чем расслышал, что она сказала.
— Еще чего! — громче прежнего возразила Тамара. — Пошли, говорю.
Она потянула ее за руку, как совсем недавно выводила из зала Ивана. На протяжении
— Ну вот, Машунь, познакомься. Это Иван — мой друг еще с институтской скамьи и очень талантливый врач, — представила она. — А это, Иван Тимофеевич, моя лучшая подруга и бывшая соседка по лестничной площадке — Мария Юрьевна — тоже врач, только не человеческий, — засмеялась она.
Когда рука Марьи оказалась в руке Ивана, он решил, что ни за что не выпустит ее теперь, просто не сможет.
— Очень приятно. — Ее голос звучал холодно и отстраненно, но Иван угадывал внутреннюю дрожь, которую она маскировала таким образом.
Тамара, видно, тоже это почувствовала, потому что как-то странно посмотрела на подругу, как раз в тот момент, когда та с силой выдернула свою руку.
— Маш, все хорошо? Ничего не случилось? Доехала нормально?
— Да, все замечательно! — Марья улыбнулась, и у нее получилось притупить бдительность подруги — улыбка вышла естественной. Такой естественной, что Иван позавидовал, что адресована она не ему.
— Тогда пошлите и съедим половину местных припасов и выпьем по бокалу шампанского за знакомство, — Тамара подхватила их под руки и потянула к столу.
— Том, я за рулем, — предупредила Марья.
— И что? Позвоню милому. Он приедет и заберет нас пьяных на твоей машине, — рассмеялась она. — Налетай! — скомандовала она, взяла самую большую тарелку и двинулась вдоль стола с яствами, наполняя тарелку всем подряд.
Иван посмотрел на Марью именно в тот момент, когда она на него. Он не знал, что видит она в его взгляде, но в ее он прочитал целую гамму чувств — обиду, стеснение, непонимание и толику желания. Он был уверен, что последнее ему не почудилось, значит, она тоже думала о нем все эти дни. Только заговорить с ней не получилось, подлетела Тамара с наполненной до краев тарелкой.
— Ну вы чего, а? Ждете, когда не останется ничего вкусного? Только гляньте, как разбирают все эти коршуны, — тише добавила она, а Иван усмехнулся столь меткому сравнению.
Он видел, как Марья машинально берет тарелку и кладет на нее первое попавшееся, чем оказались бутерброды со шпротами. Он с улыбкой наблюдал, как она рассматривает бутерброд на тарелке, как бы прикидывая, достаточно будет его одного, чтобы она казалась полной, или нет? Решив, что не достаточно, она добавила к бутерброду две половинки куриного яйца, фаршированные какой-то сложной начинкой.
— Нравится? — шепнула Тамара и больно ткнула локтем его в бок.
Оказывается она все время, пока он разглядывал Марью, наблюдала за ним.
— Ничего так, — как бы нехотя согласился он, надеясь, что она не догадается об истинных чувствах.
— Можно вас?! — отвлеклась Тамара и громко призвала официанта, разносившего напитки.
Иван взял два бокала — для себя и Марьи, а Тамара взяла свой и провозгласила тост:
— За ваше знакомство! — Увидев недовольные взгляды, пояснила. — Потому что я вас обоих знаю давно. А вы что подумали? — хихикнула она и осушила залпом весь бокал. — Как же сильно я хотела пить!
— За знакомство! — Иван слегка дотронулся своим до бокала Марьи. Стекло дзынькнуло, а она неожиданно вздрогнула. Знаю, пили уже, пытался взглядом просигнализировать ей Иван, но обстоятельства того требуют. Он слегка улыбнулся, словно опасаясь, что улыбка может вызвать негативную реакцию у нее. Поняв, что все в порядке, улыбнулся шире и тоже осушил свой бокал до дна.
— Молодец! — похвалила его Тамара. — А теперь ты, Машуня, и тоже до дна. Так будет справедливо.
Иван смотрел, как губы Марьи касаются края бокала, и мечтал, чтобы на его месте оказались его губы. Он отчетливо помнил ее вкус, аромат ее волос и мягкость кожи.
— Так, я курить, а вы тут не скучайте.
Тамара курила, только если рядом не было мужа и сына. Муж ей категорически запрещал этим заниматься, а сын просто не знал, что мама любит шалить таким образом.
Оставшись одни, они молчали какое-то время, а потом Иван заговорил:
— Я был у тебя на работе.
— Знаю, мне Глеб сказал.
— Это карлик-то?
Не Глеб он, а обезьяна — злобный павиан.
— Он не карлик, а мой начальник, — насупилась она, правда сразу улыбнулась. — Он хороший человек, хоть и строгий иногда. И животных любит.
— Ну, это еще не показатель положительности. Я тоже люблю животных, но хорошим человеком ты, похоже, меня не считаешь.
Иван понимал, что сказал это с обидой, но слова вырвались сами собой. Марья выглядела недоуменной, явно пыталась придумать, что бы такое ответить.
— Что ты имеешь в виду? — наконец, спросила она.
— Ты же не захотела пустить меня в дом, когда я ломился…
Он рассматривал ее лицо, которое в этот момент стало еще более удивленным. Может, он не прав, и ее не было дома? Почему он решил, что она слышит звонок в дверь, знает, что это он звонит, и не открывает? Не потому ли, что чувствовал себя виноватым? В чем, интересно? Не в том ли, что он зацепился за ее вероятное нежелание, чтобы оправдать собственную нерешительность?