Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию
Шрифт:
После этого послы отдали свою верительную грамоту, которую прочел литовский подскарбий Война. Баторий при упоминании имени московского государя не встал, шапки не снял и о здоровье государевом не спросил, как это было в обыкновении. В свою очередь, и Иван продолжал оказывать Баторию свое прежнее к нему пренебрежение: он не называл его братом, как это было принято в пересылках между государями. Когда от имени короля приказано было послам править посольство, они заявили, что их государь приказал им сделать это в Вильне, а потому пусть король возвратится туда и уведет свои войска из областей их государя, тогда они и посольство будут править. На это литовской подскарбий заявил от имени короля, что исполнить желание послов невозможно, поэтому пусть они излагают поскорее свое дело и не теряют понапрасну времени. Послы стояли на своем. Тогда король через того же подскарбия велел передать им, что их государь в последнем своем письме соглашался, чтобы король принял его послов в каком угодно месте. Но послы твердили упрямо, что посольство они будут править только в Вильне. Тогда король приказал сказать им, что приехали они ни с чем, а потому и уедут ни с чем. Пристава отвели послов в назначенные им шатры, а король, посоветовавшись с
71
Описание приема послов составлено нами со слов очевидцев Зборовского и Дзялыньского. Если верить рассказу Дзялыньского, сцена приема послов не представится нам такой оскорбительной для них, как это изображено у Соловьева.
События, очевидцами которых послы стали, не могли их порадовать: они принуждены были изо дня в день наблюдать поражения своих соотечественников. Собственно, началось все тотчас по их прибытии к Баторию, когда отряд литовцев в 200 человек, отправившись на фуражировку, наткнулся на 2000 московитов, которые остановились на отдых и расседлали лошадей. Поняв, что враг не готов к бою, литовцы нанесли внезапный удар и обратили русских в бегство; они преследовали их на расстоянии целой мили, одних убили (по слухам, 800 человек), другие утонули в Ловати, а десять человек удалось пленить. Из литовского отряда погиб только один и двадцать были ранены [72] .
72
Гейденштейн говорит, что литовцы напали на московский отряд во время сна. Мы описали эту схватку со слов Дзялыньского; справедливости ради следует сказать, что Зборовский говорит об отряде численностью не в 2000, а в 300 с лишком человек.
В тот же день Баторий приказал Замойскому переправиться через Ловать и поставить лагерь, но за недостатком времени и из-за трудности переправы сделать это удалось не сразу; начали только копать шанцы: поляки, под командой Уровецкого с южной стороны, а венгры, с Борнемисой во главе, — с западной. К отряду Замойского присоединился, по приказанию короля, и Карл Иштван, оставив при королевских шатрах для охраны 800 человек из венгерской пехоты. Тогда же под стены крепости прибыла артиллерия — 30 больших орудий.
30 августа лагерь был разбит, окружен, по польскому обычаю, телегами и окопан валом на расстоянии двух сажен от телег. Ширина вала внизу была три аршина, вверху два, а глубина рва, проведенного снаружи, достигала роста человека. Тут, однако, поляков постигла неудача. Заметив, что при шанцах остался только небольшой отряд, русские совершили вылазку и обратили поляков в бегство, причем захватили знамя, взяли в плен двух гайдуков и двух ранили. Замойский, разгневанный по случаю потери знамени, хотел казнить знаменосца, но потом все-таки пощадил его и велел заковать в цепи, а сторожить шанцы вместо позорно бежавших гайдуков отправил другой отрад.
Работы по укреплению лагеря продолжались днем и ночью. Баторий приказал уничтожить плотину, которая удерживала воду в пруде, преграждающем путь к стене крепости. Замойский поручил это дело завихостскому каштеляну Петру Клочевскому. Но лишь только тот явился на место, как был убит метким выстрелом из крепости [73] .
31 августа в стан Замойского было доставлено еще 18 орудий. На рассвете следующего дня начался обстрел крепости. Замойский приказал сказать солдатам, что тому, кто первым подожжет какое-либо из укреплений крепости, будет дана награда: чужеземцу четыреста талеров, поляку хорошее имение, если он шляхтич, и кроме того, даровано шляхетское достоинство, если он не шляхтич.
73
Гейденштейн рассказывает об этом несколько иначе. По его словам, Замойский условился с некоторыми вельможами, чтобы, в случае отъезда его на другие работы, они попеременно надзирали за производством работ; жребий пал на Клочевского, который отправился к шанцам и был убит.
Король, прибыв посмотреть на происходящее и увидев, что раскаленные ядра не причиняют покрытым дерном стенам никакого вреда, приказал сосредоточить огонь на тех укреплениях, где дерна не было. Венгры начали метить в бойницы и вскоре зажгли их; поощряемые королем, они бросились к крепостному валу, чтоб отодрать от башен дерн и таким образом открыть доступ огню. За венграми последовали поляки. Но русские мужественно защищались: на нападающих посыпался град пуль и камней, из-за чего около 200 человек нападавших было ранено и убито, а остальным пришлось отступить.
Тем временем московские послы, на которых штурм крепости произвел большое впечатление, запросили у короля новую аудиенцию; она была дана им 2 сентября. На взгляд присутствующих вели себя на ней послы странно. Они произносили поочередно длинные речи, которые весьма утомили поляков, ибо говорилось очень много о том, что совсем к делу не относится: во всяком случае, был изложен в подробностях ход переговоров между Иваном и Стефаном Баторием с начала царствования короля. В конце концов послы потребовали, чтобы король возвратил назад Полоцк с пригородами и не вступал в ливонскую и курляндскую земли [74] . Подобное требование могло бы, конечно, тотчас прервать переговоры, но послы просили короля разрешить им переговорить об условиях мира с паны-радой [75] , на что король дал свое согласие. Ведение переговоров поручено было великому гетману литовскому Николаю Радзивиллу, Виленскому каштеляну Евстафию Воловичу, князю Стефану Збаражскому, жмудскому старосте Яну Кишке, волынскому воеводе князю Андрею Вишневецкому, новогрудскому воеводе и литовскому ловчему Николаю Радзивиллу, гнезненскому каштеляну Яну Зборовскому, люблинскому каштеляну Андрею Фирлею и минскому каштеляну, вместе с тем и литовскому подскарбию Яну Глебовичу. Вместе с московскими послами паны удалились в специально отведенный для переговоров шатер [76] . Послы потребовали, чтобы королевское войско отошло от крепости, но получили отказ. Тогда они высказали требование, чтобы с завтрашнего дня был прекращен обстрел крепости, на что услышали совет не терять зря времени и поскорее излагать то, с чем пришли.
74
Это требование высказано прямо в речи князя Сицкого; о нем упоминает и король в своем письме к Ивану. Зборовский, рассказывая о приеме послов, упустил этот факт из виду, вероятно, по забывчивости: он говорит, что послы сразу уступили королю Полоцк.
75
Паны-рада — высший орган государственной власти в Великом княжестве Литовском. После Люблинской унии 1569 лица, входившие в паны-раду, получили статус сенаторов Речи Посполитой.
76
Далее ход переговоров излагается по дневнику Зборовского.
Только после этого послы заявили, что их государь соглашается дать королю титул брата и уступить Полоцк с пригородами [77] . На это им было сказано от имени Батория, что Полоцк издавна составляет собственность Великого княжества Литовского, ныне без их уступок возвращенную королем, который постарается с Божьей помощью возвратить и все остальное, что было когда-либо от его государства отнято. Послы прибавили в число уступок еще Курляндию и те города в Ливонии, которые были во владении герцога Магнуса. На это им ответили, что курляндский герцог — свободный государь в своей стране, добровольно подчинившийся польской короне и Великому княжеству Литовскому, он, мол, держит замки свои на известных условиях в зависимости от Речи Посполитой, а потому послы пустяки говорят. Тогда послы спросили, каких уступок желает король. Поляки заявили, что он требует Северской земли, Пскова, Новгорода, Смоленска и всей Ливонии, а кроме того, покрытия всех военных издержек, так как не он начал войну. Послы на это ничего не ответили, но просили доложить о переговорах королю. К нему пошли, по их просьбе, три литовских сенатора. Они стали уговаривать короля согласиться на предложения московского посольства, так как хотели поскорее прекратить войну, которая могла всей своей тяжестью лечь на Литву. Если будут взяты Великие Луки, защищать их придется Литве, и защита эта будет весьма затруднительна, так как город отделен от Литвы громадными лесами и окружен неприятельскими крепостями. Король не хотел снимать осаду, но все-таки — когда сенаторы стали говорить, что она может затянуться и лучше заключить теперь мир на условиях, предлагаемых московскими послами, чем потом, когда придется принимать менее почетные условия, — пригласил на совещание Замойского, чтобы узнать о ситуации из первых уст. Сенаторы спросили канцлера, можно ли надеяться на счастливый исход осады. Замойский ответил, что военное счастье весьма изменчиво; впрочем, он, полагаясь на счастье короля и храбрость солдат, питает самые лучшие надежды и думает, что не следует упускать удобного случая взять крепость сейчас, так как потом, когда наступит осень и пойдут проливные дожди, шансы на это могут исчезнуть.
77
Заявление послов о титуле мы извлекаем из письма Батория к Ивану.
Выслушав всех, Баторий решил не заключать перемирия. Сенаторы возвратились к послам и заявили насмешливо, что король уступает им Псков и Новгород. Тем не менее дипломатические торги возобновились. Послы согласились отдать несколько замков в Ливонии и в обмен за пленных Усвят и Озерище [78] . Поляки ответили, что все это уже находится в руках короля, а потому предметом переговоров быть не может. Послам было предложено не темнить, а высказать наконец все, что наказал их государь, — иначе переговоры потеряют смысл. Но послы заявили, что им больше нечего сказать; государь дал им наказ: если король не согласится принять предложенных условий, они должны послать к нему гонца за новым наказом.
78
Зборовский говорит об Усвяте, Велиже и Озерище, но король в своем письме к Ивану называет только Усвят и Озерище.
Ввиду этого они попросили разрешения отправить письмо к Ивану. Баторий разрешение дал и сам отправил тоже к царю гонца литовца Григория Лозовицкого с грамотой, в которой излагал ход переговоров и, ссылаясь на их безрезультатность, писал, что военных действий, как того просили послы, не прекратит. Пусть Иван шлет через послов новые предложения, и поскорее, — чтобы гонец успел застать послов у Великих Лук [79] .
Попытки поджечь крепость в день, когда велись эти переговоры, закончились неудачно: огонь, дойдя до земляной насыпи, отчасти погас сам, отчасти был потушен русскими, которые отважно спускались со стен на веревках и, вися в воздухе, заливали его водой. Тогда король приказал Борнемисе взорвать стену. Венгры начали подкапываться под крепостной вал, дабы заложить туда порох; при этом русские непрерывно по ним стреляли, осыпали их градом камней, лили сверху кипяток; двенадцать человек были убиты, многие ранены, но работа не прекращалась — выбывших из строя то и дело заменяли новые солдаты.
79
Гейденштейн говорит, что Баторий назначил срок для ответа, но в королевской грамоте он не обозначен. Дзялыньский сообщает, что гонцу наказано было возвращаться на двенадцатый день.