Иван Грозный. Исторический роман в трех книгах. Полное издание в одном томе
Шрифт:
Судно медленно движется вниз по реке. Паруса едва-едва колышутся под легким дуновением попутного ветерка.
Молодые, румяные лица гребцов сияют счастьем. Еще бы! Немалая честь незнатным дворянам вести на веслах государево судно.
Царь молчит, но не суров. Лицо его худое, морщинистое, желтое. Мутным, усталым взором окидывает он уплывающие назад берега.
Тихо журчит вода под острием килевой части. Кругом пустынно. Не видно даже москворецких рыбаков. Государева охрана накануне запретила обывателям в этот день показываться на реке.
Лиственный лес большими, багряно-золотистыми
Когда судно проплывало мимо большой заводи, тесно окруженной кленовой рощей, Иван Васильевич поманил к себе стоявшего во главе стражи Годунова.
– Вели остановить, – тихо сказал он. – Причальте к берегу.
Годунов дал знак рукою рулевому и гребцам. Судно плавно, крутым полукругом, вошло в заводь, остановилось вблизи берега.
– Гусляров и домрачей! – кивнул царь Бельскому.
Из трюма вылезли несколько древних старцев. У одних в руке гусли, у других домры. Около царева кресла старцы упали на колени, прильнув лбами к ступеням помоста, у самых ног царя.
– Буде! Вставайте! – нахмурился царь, взялся за голову, закашлялся. Затем, отдохнув, сказал: – Спойте про далекие походы Олега Храброго, как он море переплывал и византийские земли топтал.
Скорехонько поднялись гусляры и домрачи с пола, помолились на все четыре стороны, поклонились до пола государю и уселись, поджав под себя ноги, полукругом, против царского места.
На судне стало так тихо, что слышно было, как играет в воде серебристая плотва, как мышь лесная в страхе шмыгнула в траве, шурша сухим осенним листом.
Зазвенели струны, полилась песнь старцев:
Уж давно то было, Как на святой Руси, На святой Руси, В славном Киеве Всколыхнулся люд, Провожая князюшку, Князя храброго, Князя мудрого, Во поход большой... То не буря и не молния, – Паруса Олега поднялись над морем...Лица старых гусляров оживились, глаза блеснули гневом.
Песня рассказывала о том, как в древние времена по днепровским водам в Черное море уходили с торговлей русские купцы и как в Цареграде их обижали греки, грабили, побивали, а кого и в полон брали. Не стерпело сердце у князя Олега, и повел он на ладьях свое войско по Черному морю, чтобы жестоко наказать Цареград. А в каждой ладье сидело по сорока воинов. И в голове каждого воина была та же мысль, что и у Олега: отомстить грекам за их злодейства.
Долго ли, мало ли плыли Олеговы ладьи, но, хорошо зная направление ветров, киевские мореходы прошли море смело, не потеряв ни одной ладьи. Никакие морские волны не могли одолеть силы острокрылых русских парусов.
И вот однажды на заре приблизилось Олегово войско к самому Цареграду. Ступила нога
Князь Олег велел втянуть ладьи на берег и поставить их на колеса. Ветер был добрый, попутный. Затрепетали паруса, и по суху, как по морю, с песнями помчались воины прямо к стенам города, чтобы скорее взять его и строго наказать греков за давнишние их обиды и злодейства.
Заметались в городе греки. В страхе стали кричать: «Русь идет! Что будем делать мы?! Это не Олег, а сам святой Димитрий на нас пошел!»
И вздумали просить мира у князя. Отправил Олег своих послов к грекам. Заповедал: взять с греков дань по двенадцати гривен на человека, а важнее того – наказал своим послам Олег требовать у греков, чтобы, когда приплывают в Цареград русские послы, брали бы они хлебный, столовый запас, сколько хотят, и мылись бы они в бане, а пойдут русские люди домой, чтоб давали им греки на дорогу съестной запас, якоря, канаты, паруса, сколько надо, ибо Русь любит море и не отстанет от него никогда.
– Heт! Не отстанет! – с силой стукнул об пол своим посохом Иван Васильевич. – Море Западное будет нашим! Будет.
Царь покраснел, весь пришел в движение.
Сидевшие позади него бояре испуганно вздрогнули, прислушались к словам царя. Все они знали, что царь не расстается с мыслью снова отнять у шведов Нарву и другие города на Балтийском море.
Гусляры смущенно умолкли.
– Что же вы?! – нетерпеливо крикнул царь. – Иль батогов захотели? Сказывайте дальше!
Снова зазвенели струны, и потекли напевные слова старческих голосов.
А как пошел Олег с данью домой, он наполнил свои ладьи всяким греческим товаром. Но больше всего набрал он шелковых и всяких иных драгоценных тканей.
И велел Олег воинам сшить из тех греческих шелков паруса на русские ладьи, а на вратах Цареграда повесить свои щиты: пускай знают греки, что их победил русский князь!
Поплыли по морю домой, в Русскую землю, Олеговы ладьи, и опять море ничего не могло сделать с Русью: паруса Олега оказались сильнее черноморских демонов.
Князь Игорь, и Ольга-княгиня, и Святослав – сын их – бесстрашно плавали по водам, да и своим внукам и правнукам то заповедали.
Гусляры, закончив свой песенный сказ, низко поклонились государю Ивану Васильевичу.
– Одари! – кивнул царь головой Бельскому.
Гусляры еще раз земно поклонились царю, ушли, спустились опять в трюм.
Иван Васильевич после этого некоторое время сидел молча, в задумчивости. Над водой пролетели сороки, оглашая тишину дерзким карканьем; где-то далеко, в глубине леса, слышалась песня девушки, собиравшей грибы.
Обернувшись к боярам, царь поднялся с кресла и сказал:
– Слыхали, мои добрые бояре, с каких пор русские князья плавали по морям?! Не стыдно ли нам теперь на этой посудине около своего кремника [142] прохлаждаться?
142
Кремник – кремль.