Иван Грозный. Книга 3. Невская твердыня
Шрифт:
Приставу Залешенину было приказано царем брать людей с собой – «которые добры и верны, и платье у кого было бы чисто, и которые бы бывали у литовских послов и у посланников».
Царь Иван сделал внушение Залешенину, что отвечать на вопросы иезуита.
Если спросит папин посол: «Где ныне государь?» –
отвечать: «Меня государь отпустил с дороги из Москвы в Старицу».
Если спросит он о каких-либо важных делах –
отвечать: «Яз – человек служилый, а не приближенный к государю человек, и не мне говорить о тех великих делах».
Если учнет задирать о вере: о греческой или римской –
отвечать: «Грамоте я не учился, и про веру говорить мне нечего».
«А нечто спросит папин посол: как ныне государь ваш, царь и великий князь с литовским королем Стефаном?..» –
отвечать: «Король Стефан ныне не хочет добра и прибытка в христианстве, только б было ему разлитие крови христианской. И оттого он, король Стефан, не хочет жить в мире с христианами, что сам он – ставленник турецкого султана».
А почто спросит про нынешнюю войну –
отвечать: «Наш государь, царь и великий князь, как есть государь христианский, на своей правде стоял крепко три года».
А если посол папы спросит о Лифляндской земле –
отвечать: «Государь Лифляндскую землю воюет потому, что эта земля – извечная вотчина государей русских. Немцы не стали нам дани платить, хотели отложиться от Руси, стали насилие чинить русским людям. Государь много раз требовал от них признать свои вины и исправиться. Но они ни в чем не исправились. Вот почему государь наш рать на них свою послал. Да и повтори не однажды, что Лифляндская земля – извечная вотчина наша, как то показывают многие прародительские грамоты к немцам и немцев к нам. Если государь наш уступит всю Ливонию и не будет у него пристаней морских, то ему нельзя будет ссылаться с папою, цесарем и другими государями».
– Государю твоему расстаться с мыслью о море том тяжело, нежели уступить Смоленск, Великие Луки и прочее, – сказал тихо, в задумчивости Иван Васильевич. – Помни это постоянно.
О многом и другом, предвидя вопросы Поссевина, говорил государь Залешенину, указывая, как ему отвечать на них.
Низкого роста, крепко сложенный, подвижный, острый умом дьяк Залешенин-Волохов был выбран самим царем для встречи иезуита Поссевина. Кроме того, Волохов был много раз в Польше и кое-что знал о сущности католической веры. Борис Федорович тоже не раз хвалил Залешенина государю, а в последнее время в Посольском приказе Залешенин вел переписку с польско-литовскими властями, хорошо зная польский язык. О «неграмотности» ему государь приказал говорить, чтобы он «больше слушал, чем говорил». В дальнейших приказах царя Залешенину дается наказ, чтобы он все записывал, что будет говорить Поссевин, и затем сообщал это царю лично.
Царь Иван напомнил Залешенину, что в разговорах с иностранными послами есть «речи тайные и речи явные».
– Мне хорошо ведомо, что думает папа о нас. Вот эта бумага писана в Риме кардиналом Комо... Отправил тот Комо бумагу к своему попу в Польше Андрюхе Калигару. Читай! – Царь отдал ее находившемуся тут же царевичу Ивану Ивановичу, которого он стал привлекать в последнее время к работе Посольского приказа.
Залешенин слушал с большим вниманием то, что читал вслух царевич.
В письме кардинала Комо нунцию Калигари было сказано о посольстве Шевригина в Рим:
«...Вероятно, в Польше уже есть слухи о прибытии сюда московского посла. Он – не важная персона, а только камергер князя».
Далее говорилось: «Из привезенного русским послом письма и из слов самого его видно, что великий князь желает союза со святым престолом и другими христианскими князьями и намерен открыть торговые сношения с нашими народами. Жалуется он на войну, которую ведет с ним польский король; просит посредничества папы в заключении мира. Царь стремится к соединению своих войск с христианскими против турок. Дело очень важное, но все понимают, что посольство вызвано не добрыми намерениями царя, но добрыми ударами короля в последние два года. Мало надежды, что из этого выйдет что-нибудь путное, тем более что о вере хоть бы единое слово! Это очень удивило его святейшество, который надеялся, что царь если и неискренне, то по крайней мере для виду окажет некоторое расположение к святому престолу, чтобы побудить его согласиться на свои желания. Тем не менее, обсудив дело и выслушав мнение опытнейших и благочестивейших людей, папа решился не пренебрегать и этим случаем, чтобы поискать заблудшую овцу...»
Иван Васильевич громко расхохотался, слушая письмо кардинала Комо. Его хохот был не веселый, а скорее страшный. Он вскочил с кресла и, дико расширив глаза, воскликнул:
– Я – заблудшая овца! Зрите меня, окаянного!.. О, как провинился я перед римскою церковью! Несчастный я! Еретик!
Царевич прервал чтение, почтительно склонив голову.
– Чего ж ты?! – строго крикнул на него царь. – Читай дальше! Славную писульку прислали наши друзья мне из Литвы! Читай!
– «Его святейшество, – говорилось дальше, – решил отправить к царю достойного человека, вероятно, иезуита, патера Антонио Поссевино».
– Слыхал?! – указывая Залешенину на бумагу, крикнул царь. – Читай!
– «Поссевино должен трактовать о вере и попытаться обратить в католичество князя и его народ».
– Вот-вот... чего они от нас хотят... Понял?! Ты?! – прошипел царь, изогнувшись в кресле. Лицо его перекосилось от негодования.
Царевич Иван читал:
– «Все это надо делать под прикрытием посредничества в перемирии, о котором просит царь. Послу Антонио его святейшество поручил оказать содействие к примирению Москвы с Польшей, если царь оставит свои схизматические заблуждения...»
С трудом переводя дыхание от волнения, Иван Васильевич сделал жест рукой, чтобы царевич остановился.
– Змий лукавый – папа Гришка! Душегуб! – прошептал царь. – Учинил смуту у франков... крови озера пролил в Париже... Того же хочет и у нас! Не быть по его. Он хитер – мы хитрее.
Тяжело вздохнув и как бы отгоняя от себя какие-то навязчивые мысли, царь Иван вытянул вперед голову и погрозился на Залешенина:
– Смотри! Что слышал здесь, держи про себя. Отныне знай, что папа хлопочет не о нас, а о себе и о своем богомольце – короле Стефане... Ну-ка, царевич, читай.
Иван Иванович медленно, с ударениями на отдельных словах, прочитал:
– «Мир с Москвой сулит выгоды королю, удовлетворит его и даст ему возможность распространить свои владения. Просите его величество дать пропуск послам, чтобы ускорить это дело. Если Бог поможет благополучно устроить все это, оно обратится к расширению пределов Польши и к вечной славе короля. Можно ли сомневаться, что, когда дойдет до заключения мира, его святейшество охотнее будет держать сторону католического короля и ревностного защитника веры, чем поддерживать интересы московского князя?»