Иван, Кощеев сын
Шрифт:
— А как оборачивается? — спрашивает Горшеня. — Неужто наоборот — умный?
Чёрт лицо сквозь морду просветил на мгновенье, смешок какой-то впрыснул.
— Да нет, — говорит, — до умника тебе далеко ещё. Но удача тебе фортит нешуточно. Чем-то ты, мужик, выделился, видать, — выдохнул, шестипалой ручищей на стол опёрся. — Ну ладно. Будем, стало быть, считать так: именно поскольку ты есть полный дурень, а может, по какой другой причине… В общем, поступило сверху предписание тебя из ада отпустить, обратно к жизни вернуть и даже
— Понял, ваше благородиё, — покорно кивает Горшеня.
— Задавай мне три вопроса — будут тебе ответы. На то о тебе воля есть.
Горшеня спину рассутулил, лицом просветлел.
— Мне, — говорит, — долго думать не надо, те вопросы давно во мне сидят и момента дожидаются. Я только с этими событиями небывалыми как-то об них запамятовал.
— Стало быть, настал их момент, — говорит чёрт и лист бумаги к себе подтягивает, вопросы записывать готовится. — И давай-ка, брат, поживее!
— Перво-наперво надобно мне знать, — диктует Горшеня, припоминая, — про товарища моего Ваню, Кощеева сына, — простой он смертный парень или же чудище бессмертное?
— …или чудище бессмертное… — записывает чёрт. — Да какое ж он чудище! Мать-то у него обычная баба — работящая женщина из села. Бессмертия в нём — не боле, чем в любом обычном человеке. Понял? Давай второй вопрос.
— Ага, — мотает на ус Горшеня. — Значит, надо так понимать, что Ваня, дружок мой закадычный — обыкновенный человек без всяких льгот и аномальностей. Это хорошо, это мы поняли. Во-вторых, ваше благородиё, интересует меня, где находится иголка Кощеева, в которой его бессмертие скрыто.
— Ох… — вздыхает чёрт, — этот пункт посложней, это надо зад от кресла отнимать и картотеку на ноги ставить.
Поднялся лысый чёрт с места, размялся, поприседал, потом руками принялся водить, как фокусник на арене, из ноздрей ветер дымный выдул, хвостом щёлкнул.
— Батияра-фумияра, — бубнит, — крислом-трислом, сингель-фильгель-тум! — и громко прибавляет: — Аллё, картотека! Даю маячки: игла, смерть Кощеева. Запрашиваю место нахождения.
По металлическим ящичкам сразу какое-то шевеление пошло, дребезг литерный, бумажный шорох. У дальней стены один ящичек отворился, крякнул, и из него картонный листок вылетел — прямой наводкой к чёрту на стол. Тот на место присел, листок разглядывать принялся.
— Значит, слушай, — говорит. — Игла находится в швейной машине. Швейная машина находится в футляре. Футляр — в сундуке. Сундук — в комоде. А комод — тут самое интересное — лежит в животе у чудища одного, у Царь-жаба. Запомнил?
Посмотрел чёрт на Горшеню внушительно, Горшеня кивает: мол, как ни чудно, а я запоминаю всё в подробностях.
— Царь-жаба, — продолжает чёрт, — сидит на Мякишном острове, а остров тот стоит посреди Борщевого озера, что в Проглотитовом
— Это у меня, — отвечает Горшеня, — портянки, я ж рассказывал.
— Давай, — взял чёрт одну портянку, обслюнявил языком химический карандаш и собственноручно тот чертёжик перерисовал. — Получай, мужик, портянку с росписью, с самоличным моим автографом.
— Благодарствую, — кланяется Горшеня.
— Ясно тебе про иглу? — уточняет чёрт.
— Яснее некуда, ваше благородиё.
— Ну вот, — потирает чёрт лапы, — и с этим пунктом мы, считай, разобрались. Давай выкладывай последнюю свою задачку.
— Можно и последнюю, — говорит Горшеня с облегчением. — Хочется мне, ваше благородиё, ещё немного насчёт справедливости разузнать — есть ли она и коли есть, то какие у неё самой особые приметы и какие на её счёт перспективы имеются.
— Как ты сказал? — подёргивает усами чёрт. — Справедливость? Хм, интересно… Именно о справедливости хочешь спросить или, может, об чём другом?
— Об справедливости, — упорствует Горшеня. — Об чём же ещё!
Чёрт сочувственно на мужика поглядел, носом зашевелил, снова в свистопляску двинулся.
— Служба, даю запрос, — кричит. — Спра-ве-дли-вость. Местонахождение, особые приметы, перспективы развития.
Ящички в движение пошли, высверкнули металлической волной по всем стенам, кассовый звук многократно повторили — а результата нет. Наконец улеглась чёртова бухгалтерия, последний ящик на место встал, винтом лязгнул.
— Нету, — отвечает невидимый секретарь. — Искомое не имеет места быть.
— Как так? — удивляется чёрт как-то не совсем искренне, будто он всё заранее знал. — Аллё, картотека!
— Нету, — повторяет голос. — Искомое не имеет места быть. Желаете повторный запрос?
— Желаем, — говорит в запале чёрт, Горшене рукой машет. — Попробуйте с большой буквы. Тебе, мужик, справедливость с большой буквы нужна?
— Можно и с большой, — огорчается Горшеня. — Мне бы хоть какую…
Повторилась архивная трескотня ещё раз — пуще прежнего всё закружилось и задзынькало. Некоторые ящики даже из ячеек своих вылетали и с другими местами менялись. А искомого опять не нашли!
— Извини, мужик, — разводит руками чёрт и в изнеможении в кресло бухается. — Не могу я твой последний запрос выполнить. Знать, ответ на него в верхней канцелярии хранится, а мы — не того, не компетентны.
Горшеня вздохнул и улыбается глуповато: понятное дело, не всё сразу. Грех жаловаться — и так многое получил, а тут ещё справедливости захотелось! Пожадничал, надо полагать, в своих запросах, вот и получил кукиш на десерт.
25. Тут и там