Иван Никулин — русский матрос
Шрифт:
В этот день много было смеха в отряде. Маруся без конца рассказывала о своем приключении. Особенно потешался Жуков, дразнил Марусю:
— Ты уж признавайся: понравился итальянец? Небось вместо винтовки мандолина у него?
— Значит, приходи, говорит, «восьем час»! — подхватывал Крылов. — Ишь ты, прыткий! С налету хватает!..
— Придем, не опоздаем, — добавлял Папаша, посмеиваясь в усы.
А Тихон Спиридонович завистливо вздыхал.
— Вот ведь, Маруся, какая удача вам!
— Будут и у вас, Тихон Спиридонович, боевые дела! — отвечала Маруся.
— Вот уж не знаю, подвернется ли случай. Я ведь такой — не везет мне…
Долго смеяться и болтать, однако, не пришлось. Командир приказал готовиться к бою, проверить оружие.
Отряд разбился на три группы. Командование первой принял на себя сам Никулин, вторую группу поручил Крылову, третью — Жукову.
— Товарищ командир, мне в какую группу? — справила Маруся.
— Тебе? Ни в какую…
— Почему? Разве я стрелять не умею?
Он уловил обиду в ее голосе.
— А за девчонкой кто будет смотреть? Одну бросить — так, что ли, по-твоему? Скажу тебе еще: судьбу два раза подряд пытать не годится. Ты свое сделала, теперь наша очередь. И прошу не спорить, — рассердился он, видя, что Маруся собирается протестовать.
Так и не пришлось Марусе принять участие в этом бою. Вместе с отрядом она дошла до оврага и здесь осталась вдвоем с девочкой, а бойцы, дождавшись сумерек, двинулись дальше. Никулин повел своих людей прямо на село. Крылов и Жуков пошли в обход.
Маруся выбрала себе место в кустах, на глинистом склоне оврага. Отсюда было видно сельскую колокольню, над которой по смутному и слабому мерцанию угадывался крест, а ниже стоял дымный сумрак и хмуро темнели над крайними хатами серые купы ветел.
Девочка все время теребила Марусю.
— Будут стрелять?.. Да? Будут стрелять?..
В ее глазах горели острые огоньки страха и любопытства.
— Молчи, молчи, — говорила Маруся, а сама волновалась не меньше, даже во рту пересохло.
Между тем солнце зашло совсем, далекое мерцание над колокольней погасло, потянуло ночной холодной сыростью, на дне оврага забелел туман. А бой все еще не начался, над землей стояла тишина. Марусе каждая минута казалась часом. Хоть бы уж поскорее!..
И вдруг в потемневшем небе взвились две красные ракеты и рассыпались красивым огнистым дождем. Никулин подал сигнал атаки. Маруся подскочила, услышав первую пулеметную очередь. Девочка заплакала. Донеслись три глухих разрыва — в дело пошли гранаты. Потом все слилось в общем гуле — бой завязался.
Он продолжался недолго. Захваченные врасплох фашисты выскакивали из хат и падали, скошенные пулями, осколками гранат. Пока Жуков и Крылов пробивались с двух сторон к центру села, Никулин налетел на скотный двор, где содержались пленные, перебил охрану, освободил пленных и повел за собой, приказав каждому любым способом раздобывать для себя оружие. Пленных оказалось больше сотни, через десять-пятнадцать минут все вооружились — кто автоматом, кто винтовкой, кто пистолетом или гранатой, а кто и просто тесаком. Никулин быстро пробился к центру села, соединился с Крыловым.
А Жукова не было. С того конца, откуда он наступал, доносилась винтовочная и пулеметная стрельба.
— Застрял парень! — тревожно сказал Никулин. — Иди, Крылов, выручай!
Но в это время, потрясая землю, ударил могучий взрыв противотанковой гранаты, стрельба прекратилась, и через десять минут из переулка на площадь вышли бойцы Жукова, гоня перед собой толпу бледных солдат с поднятыми руками.
Подвиг Тихона Спиридоновича
Бой еще не кончился, а Маруся уже бежала к селу, подхватив девочку на руки. Ей все думалось, что в горячке обязательно забудут о Фомичеве.
Напрасно она тревожилась. На площади у церкви она увидела Фомичева. Он сидел рядом с Никулиным на каменных ступенях паперти, Папаша бережно бинтовал его разбитую голову.
— А! Пришли! — закричал Фомичев навстречу Марусе.
Отстранив Папашу, он встал, обнял Марусю и, прижав к себе, крепко поцеловал.
— Спасибо, сестричка! Выручила! Без тебя пропадать бы мне…
Горячая судорога вдруг перехватила горло Маруси — она всхлипнула и залилась слезами на груди у Фомичева.
Никулин, сердито крякнул, отвернулся: не любил он трогательных сцен.
Бойцы тем временем рассыпались по хатам, выволакивали последних, прятавшихся в погребах и на чердаках солдат. Только немногим гитлеровцам удалось выбраться из села и скрыться в степи.
Маруся увидела Тихона Спиридоновича.
— Ну, как воевали, Тихон Спиридонович? Совершили боевое дело?
Она засмеялась, хотя глаза были еще мокрыми.
— Совершил! — ответил Тихон Спиридонович, смущенно улыбаясь.
Жуков, стоявший рядом, добавил:
— Поздравь его, Маруся. Герой!.. Жалко вот, гауптвахты нет, припаял бы я ему за такое геройство! Сначала бы медалью наградил «За отвагу», а потом — на гауптвахту на десять суток.
И он рассказал о сегодняшнем подвиге Тихона Спиридоновича.
Отряду, которым командовал Жуков, попался на пути какой-то смелый и стойкий фашист — из окна хаты он прямо в лоб морякам открыл шквальный огонь из спаренных пулеметов. Пришлось залечь — и плотно: фашист не давал поднять головы. Создалось очень сложное, опасное положение. Моряки теряли свой главный козырь — внезапность удара. Вражеские солдаты могли каждую минуту опомниться, рвануться в атаку и смять маленький отряд.