Иван - я, Федоровы - мы
Шрифт:
– Бежим, товарищ лейтенант!
Дымов, задумавшись, продолжал лежать.
– Бежим, а то вернется!
– дернул его Ваня.
– Попадет ей, - поднимаясь в раздумье, сказал Дымов.
– Так ей и надо, чтоб не задавалась.
Дымов свернул матрац, прикрыл одеялом, будто на койке спит человек. Потом Ваня и лейтенант вынырнули из-под палатки, через кусты добрались до машины. Шофер, не зажигая фар, тронул...
8
Истребителей танков вместе с пехотой назначили в десант на правый берег Дона, чтобы помочь вырваться из окружения частям 62-й армии. Едва забрезжил рассвет, когда первые лодки с автоматчиками тихо отплыли и сразу скрылись в тумане, настолько густом и белом, что его хотелось пить, как теплое парное молоко.
Ваню в десант, конечно, не взяли, но прогнать его от берега комиссар не решился, и теперь он сидел в укрытии вместе с Филиным и капитаном Богдановичем, наблюдая за переправой. Его так и подмывало помочь бойцам столкнуть в воду плоты с пушками.
– Товарищ капитан, разрешите...
– Пусть сами справляются, на том берегу им потяжелее придется, отрезал Богданович, вглядываясь, как, окутанные туманом, бесшумно, словно призраки, двигались у берега бойцы.
Ваня осуждающе посмотрел на капитана и вздохнул. Комиссар положил руку ему на плечо:
– Сиди, Федоров. Капитану и мне запретили в десант, а тебя сам бог не велел пускать. Ну вот, догадались... Полезли в воду за Дымовым, наконец-то столкнули плот...
– Дымов?!
– Капитан от удивления чуть не выпрыгнул из ровика.
– Сбежал из-под вашей охраны, - пояснил Филин.
Ваня усмехнулся - это произошло не без его участия.
– Санинструктора немедленно ко мне!
– Она тоже отплыла, - сообщил Филин.
– Я отпустил. Раненых много будет.
– Вернется, в пехоту отправить за то, что лейтенант сбежал у нее из санчасти!
– приказал разгневанный капитан.
– А ему пять суток ареста!
Филин переждал, пока Богданович остынет, и, глядя на клубящийся Дон, заметил:
– Товарищ капитан, а ведь здесь когда-то флотилия Петра Первого плыла на Азов...
Богданович метнул взгляд на Филина, подумал: "Дипломат!" - и сказал:
– Хороший из тебя командир получится: спокойный ты в бою, головы не теряешь.
Высадиться скрытно десанту не удалось... Взвились немецкие ракеты, вспыхнув в тумане яркими матовыми шарами. Загоготали злые растревоженные пулеметы, сотни огненных трасс схлестнулись в тумане. От рвущихся мин и снарядов закипел кипятком, вздыбился Дон. На воде солдатам гибель, одно спасение - быстрей достичь того берега и вступить в бой.
Но что это?.. В немецкую какофонию грохота тоненькой ниточкой вплелись автоматные трели, поначалу еще совсем слабенькие и разрозненные, затем перешедшие в сплошной дружный треск. Раздались сухие, звонкие выстрелы "сорокапяток". Ваня различил бы их среди тысяч пушек!..
Напряженное лицо комиссара расплылось в улыбке, он повернулся к капитану. Ваня вскочил в ровике и закричал во весь голос:
– Наши-и!.. На той стороне!..
Его крик потонул в грозных раскатах артиллерии - она ударила по укреплениям немцев на правом берегу. Так длилось минут десять. Потом дымящийся туман прорезала серия зеленых ракет, и разрывы снарядов стали отдаляться. "Ага, - понял Ваня, - зелеными ракетами наши просят перенести огонь дальше. Значит, идут дела!"
Туман уже рассеивался, когда появились первые раненые и подтвердили, что десант закрепился на том берегу. Но радость была недолгой. Налетели немецкие самолеты. Наших стали теснить. Ваня видел, как Сологуб ходил по берегу, распоряжался отправкой подмоги десанту. В одну из лодок, едва она отчалила от берега, угодила мина. Вынырнули только два бойца...
Падали сраженные осколками люди, а Сологуба смерть обходила. "Заговоренный он, что ли?" И только Ваня подумал, как, ударившись о дерево, оглушительно разорвалась мина. Разлетелись с визгом раскаленные осколки... Комдив покачнулся и снова выпрямился. По лицу его, по широкой груди текла кровь. Подбежали бойцы, хотели унести его на руках, но он не разрешил. Опираясь на плечи солдат, продолжал командовать.
У Вани перед глазами ожил митинг на поляне в дубовой роще, и он вспомнил клятву Сологуба: "Будем биться, хлопцы, до последнего удара сердца!"
Увидев, как Ваня побледнел, капитан приказал:
– А ну, марш на кухню!
– И добавил помягче: - Посмотри, жив ли повар?
"Что с ним сделается, с поваром?" - хотел крикнуть Ваня, но встретился со строгими глазами капитана и выскочил из ровика.
Скрывшись в глубине рощи, он остановился. Лучи солнца почти не пробивали густой кроны деревьев, гул боя доносился сюда приглушенным, и какая-то птаха даже беззаботно распевала. "Я тут птиц слушаю, а там наших убивают!" - обозлился на себя Ваня, но повернуть назад и нарушить приказ капитана не смел.
К переправе по лесной дороге быстро шла рота.
– Эй, а ты куда идешь?
– спросил Ваню один из солдат.
– Ясно куда!
– ответил другой.
– Пятки смазывает...
Солдаты засмеялись. Ваня, решительно повернув назад, пристроился к ним. Как только рота миновала рощу, командир скомандовал:
– По отделениям... к лодкам... бегом... марш!
И Ваня тоже побежал вслед за бойцами. Впереди грохнул разрыв. Вскрикнул боец, упал... Ваня подобрал его автомат, вскочил с разбегу в лодку и начал грести прикладом. Пришел в себя, лишь когда выплыли на середину реки. Тут его и заметил сержант, командир отделения:
– Э-э, малый! А ты чего здесь?
– Наши там, - махнул Ваня в сторону правого берега, - и я должен быть там!
– Это верно, - согласился сержант.
Рядом гулко разорвалась мина, и всех в лодке окатило водой. Сержант, налегая на весла, покрикивал:
– Поднажми, ребята! Хуже смерти ничего не бывает...
– А помирать неохота!
– крикнул солдат, который сидел напротив Вани и с такой силой греб, что лодка при каждом взмахе весел рывком устремлялась вперед.
Ослепительно сверкнул огонь, и на Ваню обрушился столб воды. Лодка закачалась и пошла ко дну. Скрылась в воде широкая окровавленная спина солдата, который говорил: "А помирать неохота!" Она и заслонила Ваню от смерти.
Не выпуская автомата, Ваня плыл, пока ноги не коснулись дна. Сержант уже выбрался на крутой берег, закричал:
– За мно-о-ой!.. Впе-е-ре-ед!
Ваня вскарабкался на обрыв, залег в цепь с пехотинцами и стал стрелять из автомата в серо-зеленые фигуры. Немцы откатились. Потом снова пошли в контратаку. На этот раз двигались почему-то плотной колонной. Солдаты открыли было огонь, и тотчас послышался голос командира роты:
– Прекратить огонь! Это ж на-а-ши-и!..
Оборванные, в потемневших кровавых повязках, с глазами, горящими бешеной радостью оттого, что наконец-то вырвались из окружения, бойцы падали в цепь пехотинцев, жали протянутые к ним руки. Голодные, израненные, без сна и отдыха, они смотрели не раз смерти в глаза и не боялись ее принять, - страшнее всего для них был плен.