Иван - я, Федоровы - мы
Шрифт:
Когда начальник штаба позвонил и спросил, слышал ли командарм о новом приказе Гитлера, у Чуйкова уже созрело решение.
– Да, слышал, - ответил он и твердо сказал: - Еще раз проверьте мой приказ. Переправлять в район Тракторного завода только боеприпасы. Хлеба не будет - бойцы нас простят, а патронов не окажется - некому будет прощать.
Положив трубку, Чуйков прошелся по блиндажу, взъерошил волосы. "Говоришь, в пятый раз возьмешь?! Черта тебе лысого!.." С этой мыслью улегся на топчан - он обязан сегодня быть бодрым и уверенным в себе. Он должен передать свою уверенность всей армии.
14
Утро 14 октября 1942 года еще не наступило, ночь еще боролась с рассветом, но уже ощущалось дыхание нового дня - предутренний рассвет растворял ночь, темные, густые краски размывались светлыми. Вначале смутно виднелся лишь далекий правый берег, а над ним бушующее на десятки километров море огня. Потом из серой мглы стали выступать очертания обрыва и песчаной косы; с крутого берега из разбитых баков, будто расплавленный металл, устремилась к реке пылающая нефть и красными языками плясала на воде. Левый низкий берег еще скрыт в тумане. В отсветах пожарища, словно дымящаяся кровь, курилась широкая Волга...
Повар Удовико, как и сотни других поваров, с полуночи штурмовал солдат перевоза, требуя лодку, чтобы переправить термосы с борщом и кашей на ту сторону, но по приказу командарма Чуйкова на Тракторный в первую очередь перевозили боеприпасы. До этого их отпускали скупо, по голодной норме, и теперь перевозчики дивились щедрости командования.
В тот предрассветный час никто из бойцов в районе Тракторного не предполагал, что скоро, очень скоро они окажутся на направлении главного удара. Не знали, что уже сотни вражеских самолетов с тысячами бомб поднялись в воздух, что сотни танков выдвинулись на исходные позиции, что наши радиостанции поймали голос Гитлера, который в последний раз категорически заявил миру, что возьмет Сталинград. Всего этого не знали ни комиссар Филин, ни Черношейкин, ни сержант Кухта - они крепко спали. У Черношейкина длинные ноги не уместились в ровике, и он растянулся рядом с Дымовым прямо на земле. Всю ночь лейтенант ходил с проверяющими по переднему краю и лишь недавно завалился на боковую.
А Ваня так и заснул в обгоревших кустиках, держась рукою за карман с пропуском в будущее, и улыбался - во сне сбывалась его мечта... Они шагали с лейтенантом в белых полотняных костюмах на Тракторный завод, не мертвый и разбитый, как сейчас, а живой, поющий на все голоса заливистыми свистками маневровых паровозиков, ритмичным уханьем молотов, веселым шумом станков.
Но не сбыться Ваниной мечте. И повару Удовико, только под утро овладевшему лодкой, никогда не перебраться на правый берег. И те, кто отплыли с Удовико, тоже не вернутся...
Низко нависшие черные тучи сплошного дыма и гари долго не давали пробиться лучам солнца; под этим прикрытием внезапно и налетела фашистская армада самолетов на район Тракторного завода...
– Возду-у-ух!..
– едва успели выкрикнуть дежурные, как рокот моторов смешался с воем сирен. На площадь Дзержинского посыпались бомбы.
Ваня проснулся от грохота. Показалось, будто его поместили под огромный колокол, по которому бьют разом тысячи молотов. Гул разрывов больно отдавался в ушах, вот-вот лопнут барабанные перепонки; от едкого дыма и горелой земли сперло дыхание. Не было сил терпеть этот раздирающий гул. Кто-то из новеньких, сидевших в ровике позади Вани, судорожно вцепился ему в воротник и сдавил горло. Оторвать руку было невозможно. Ване пришлось развернуться и двинуть новичка локтем.
Район Тракторного кромсали тысячи бомб. Немецкие эскадрильи висели в три яруса: вверху - "хейнкели", ниже - "юнкерсы", совсем на бреющем "мессершмитты" и румынские бипланы. Такого еще не было за всю Великую битву, не было и потом за всю войну. Казалось, фашисты бросили на чашу весов войны все, что у них было. И они, эти весы, могли качнуться тогда по-разному...
Сколько продолжалась бомбежка?.. Потеряли счет времени. Ваня разжал уши, когда земля стала оседать. И снова услышал рокот моторов, но уже не сверху. Он понял, что это - танки. Услышав команду: "К бою!" - выскочил из ровика...
Угрожающий рокот и лязг нарастал. От нестерпимого грохота Ване голову как обручем сдавливало. Из Ополченской улицы, что напротив, словно огромная гусеница, выползла бронированная колонна. Изрыгая огонь, танки палили из пушек, бесперебойно, точно швейные машинки, строчили пулеметами. Танков было не меньше трех десятков.
Слева с проспекта Ленина и справа с улицы Дзержинского двигались тоже колонны танков. Сколько же их? Сотня или больше? Пятнистые, зелено-желтые с черными крестами, они ломали на своем пути обгоревшие деревца и столбы, крошили и подминали под себя развалины.
"Беглый... огонь!" - раздалась команда. Волнуясь, боец из новеньких заторопился, не дослал снаряд и не смог зарядить пушку. Ваня оттолкнул его и ловко захлопнул замок.
Наводчик выстрелил и, запрокинув голову, схватился рукою за щит, сполз на землю. Ему перебило ноги. К панораме бросился командир орудия, но, как молния, сверкнула вспышка, разорвался снаряд... и с размаху упал командир, не поднялся. Необстрелянные солдаты из пополнения со страхом пригнулись, замерли у пушки.
– Ступайте в ровик!
– крикнул им Ваня, чтобы сохранить их до времени (так всегда поступал лейтенант).
– А вы двое таскайте снаряды!
Замковый и подносчик поначалу терялись. От каждой мины припадали к земле. Но мальчишка бесперебойно вел огонь, и им ничего не оставалось, как помогать ему. А в бою, когда занят делом, страх отходит.
Ваня едва успевал наводить орудие и палить по танкам, которые со всех улиц ринулись на площадь. Что делалось у других орудий? Как там лейтенант, комиссар, Черношейкин и другие?.. Этого Ваня не мог увидеть - вокруг все закрыло вздыбленной землей. По звонким выстрелам "сорокапяток" понял, что они ведут бой.
Сколько продолжалась первая атака, он не знал. В горячем бою теряешь чувство времени - иногда минута покажется часом, и наоборот.
Танки не смогли прорваться на площадь, восемь из них остались гореть. Один танк поджег Ваня. Остальные стали отползать к развалинам. Не успели они скрыться, как опять налетели самолеты. Бомбили долго. Потом снова атака... Ваня по слуху определил, что крайнее орудие уже не стреляет. Что с лейтенантом?
А в это время Дымов и комиссар сами вели огонь из противотанковых ружей, потому что оба бронебойщика погибли в самом начале боя.