Иванушка Первый, или Время чародея
Шрифт:
Через час всё вокруг блестело, мы даже окна протёрли.
– А торжественное открытие будет? – спросила Нелька.
– Это завтра, – ответил Пётр.
Сегодня мы решили показать картины нашим гостям из школы и провести мастер-класс. Так что осталось притащить сюда несколько мольбертов из соседней комнаты.
– Я принесу! Пара пустяков, – улыбнулся Эрнесто и вышел из зала.
Через минуту он вернулся с тремя треногами и большим деревянным ящиком.
Всё это он расставил перед нами, показал на краски и кисти и сказал:
– Прошу в мир фантазии, амигос! Но сначала приглашаю на экскурсию!
Мы с Лёхой и Нелькой переглянулись.
– На какую экскурсию? – спросил Лёха. – Так вы чего, деду наврали, что ли?
Пётр хмыкнул, а Нелька хихикнула.
– Как я понял, – сказал Эрнесто, – у вас на лбу написано, что вы школьники!
– Как ни крути ни верти, – подтвердил Пётр. – Им ещё учиться и учиться.
– Ну а раз вы школьники, экскурсия начинается! – провозгласил Эрнесто.
– Во дают! – опешил Лёха.
– Прошу! – Эрнесто показал на самую большую картину, на которой был изображён военный с бородой, а рядом – красная звезда и развевающийся флаг. – Это…
– Фидель Кастро, – сказал я. – Команданте!
– Чё? – Лёха совсем обалдел, даже на меня он теперь смотрел с уважением.
– Команданте, – объяснила Нелька, – это высшее звание повстанцев. Оно было присвоено Фиделю Кастро во время революции на Кубе.
– Революция произошла в тысяча девятьсот пятьдесят шестом – пятьдесят девятом годах, – добавил я.
– Гениально! – воскликнул Эрнесто. – Этот мальчик знает всё на свете!
Мы посмотрели картины ещё раз, хоть сами и развешивали их, но сейчас было намного интересней. Ведь Эрнесто рассказывал не только про каждую из них, но и про авторов. Особенно мне понравилась история про одного художника. Чтобы нарисовать маяк и почувствовать стихию, он спустился в водолазном костюме под воду и оттуда хорошенько рассмотрел маяк, а уж потом его нарисовал. Получилось здорово!
Маяк и вправду был изображён так, словно на него смотришь со дна морского!
А потом нас учили рисовать, а точнее, писать – так правильнее говорить. Эрнесто и Пётр показали, как надо держать кисть, как работать с красками, как грунтовать холст, и мы приступили к делу.
Я написал портрет девочки. Это была просто девочка, которую я увидел в своём воображении. Цвет лица и косички у неё были от Нельки, а синие глаза, вздёрнутый нос и большой рот – от Елены Прекрасной. Лёха нарисовал астру, а Нелька бабочку.
Пётр посмотрел на мою картину и сказал:
– Тебе надо обязательно продолжать. И тебе, – он кивнул Лёхе, а потом добавил: – А ещё, брат, уважай других, чтобы уважали тебя. Это не я сказал. Это сказал Луис Фелипе Мартинес, легендарный кубинский боксёр.
Глава 9
Свет мой, зеркальце, скажи…
Вечером я всё-таки взялся за говорящее зеркало, правда, мне эта идея уже казалась глупой. Но не люблю я незаконченных дел. Нет, бывает, конечно, могу тянуть-откладывать, но потом всё-таки доделываю, если уж начал. Это меня мама научила. Любит она повторять, что «нельзя на полуслове бросать», мол, сказал «а», говори и «б».
Посидел я над зеркалом, покумекал, что к чему, наковырял из старого ноутбука кое-какую начинку для моего волшебства. Подпаял кое-где. Про микрофончик-диктофончик не забыл. Аккуратно привинтил-приклеил всё это добро к зеркальцу с обратной стороны. Про батарейку вовремя вспомнил, сверху прикрыл крышкой от пластмассовой шкатулки, которая валялась без пользы, а тут в самый раз подошла. Дунул-плюнул для верности, произнёс заклинание, типа «Абракадабра!» и пожелал себе удачи:
– Поехали, товарищ Гагарин! С Богом! – я это всегда говорю, тогда на сто процентов верняк!
Мама только что вернулась с дежурства, я её редко тормошу, ведь она уставшая, поужинает и сразу ложится спать. Но тут я не сдержался, присел к ней на кровать, всё равно она ещё не уснула, и шепнул на ухо:
– Мам, а попроси зеркало…
– Что, сыночек? – мама всё-таки задремала, я её разбудил.
– Извини, мамуль, – я смутился. – Глупость это… Потом… завтра.
Я хотел встать, но мама улыбнулась и погладила меня по щеке.
– Взрослеешь ты, Вань, не по дням, а по часам… Что, сыночек, я не поняла?
– Я тут кое-что изобрёл, – я показал зеркало. – Помнишь, как в сказке Пушкина? Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи. Ну, повторяй за мной. Свет мой…
Мама недоверчиво посмотрела на меня, потом на зеркало и осторожно произнесла:
– Свет мой, зеркальце! Скажи… да всю правду доложи… я ль на свете… всех милее… Ой, Вань, подсказывай!
– Мам, да чего ты так волнуешься? – успокоил я её и тихонько прошептал, чтобы зеркало не отреагировало на мои слова: Всех румяней и белее… Не бойся, повтори!
Мама села на кровати, откашлялась и сказала уже увереннее, но всё равно волнуясь:
– Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и… белее!
– Ты, конечно, спору нет! – задорно ответило зеркальце. – Ты, царица, всех милее, всех румяней и белее!
– Ой! – на глазах у мамы заблестели слёзы. – Ванюшка! Да ты даже не представляешь!..
– Получилось, мам!!! – я спрыгнул с кровати и исполнил танец маленьких лебедей.
– Какая же я счастливая! – мама тоже спрыгнула и присоединилась ко мне.
Когда мы плюхнулись назад на кровать, мама обняла меня, и мы посидели так, а потом она поцеловала меня в макушку и предложила:
– Вань, а давай чаю попьём с вареньем?
– А ты спать не хочешь? – обрадовался я.
– Не-а, – ответила мама и радостно рассмеялась. – Я чаю хочу! С черничным вареньем! Осталось? Или ты всё подчистил ещё летом?
– Да осталось! Я сейчас! Ты отдыхай! – я побежал на кухню, зажёг газ и поставил чайник.
– А давай телевизор посмотрим? – крикнула мама из комнаты. – Или книжку почитаем? Давай?