Иванушка Первый, или Время чародея
Шрифт:
Пупс нисколечко не смутился, а лишь улыбнулся в ответ и сказал:
– Я тут прогуляться вышел… Чудесный вечер!
Потом он пожевал губами и протянул маме букет:
– Маша… Мария Семёновна, это вам… Между прочим, из Австралии. Прямым рейсом!
Любая женщина рада цветам и с ними сразу становится красивой. А мама у меня и без цветов очень красивая! От неожиданности она прямо дар речи потеряла – только руками всплеснула.
Бухгалтер снял шляпу, приложил её к груди и проникновенно произнёс:
– Искренне! От всего, можно сказать, сердца! Которое трепещет…
Мама зарделась и встала:
– Пошли праздновать, ребята! Милости прошу, Виктор Францевич!
И поспешила в дом. Я тоже, конечно, встал, чтоб пропустить гостя. И тут бухгалтер выкинул номер. Он поднялся по ступенькам, приостановился и… потрепал меня по голове. Как щенка какого. Знаете, с одной стороны мне стало неприятно, а с другой… в общем, запутался я. Потому что Пупс внезапно вызвал у меня симпатию.
А фиолетовые, точнее, голубые, розы – большая редкость. Если вам это о чём-то говорит, они генетически модифицированы. Причём ген взят у анютиных глазок и введён в генетическую структуру розы. Я, конечно, ничего в этом толком не понимаю, но ясно одно: загадка, как вывести розу голубого цвета, решена. Учёные бились над этим много лет. Кстати, вполне вероятно, что когда-нибудь голубая роза станет символом тайны, загадочности и недоступности. Интересно, знает ли об этом Виктор Францевич?
Перед сном мама зашла ко мне в комнату. Я уже лежал. Она присела ко мне на кровать и таинственным шёпотом спросила:
– Ванюшка, колись, откуда конфеты?
– Мам, – сказал я, – долго рассказывать. Не бойся, я их честно заработал.
– Каким таким трудом? – удивилась мама. – Ты что, пошёл вагоны разгружать?
– Почему вагоны? Я старушке одной сказки рассказываю.
– Сказки? – мама недоверчиво улыбнулась. – И с каких это пор у наших пенсионерок завелись английские шоколадные ассорти?
– Это не совсем обычная старушка, – хмыкнул я. – У неё сын банкир!
– Кто? – мама заволновалась. – Ты был у Соловьёва?
– А ты его знаешь? – удивился я.
– Кто же его не знает… – ответила мама. – Да и потом… Вань, ты… больше не ходи к ним.
– Почему, мам? – я сел в кровати. Мама явно что-то недоговаривала, но вдруг рассердилась и сказала как-то даже жёстко, на неё это совершенно не было похоже:
– Не надо больше к ним ходить! – и чуть мягче добавила: – Понял?
– Я обещал Толяну! – мне очень не хотелось спорить с мамой в день её рождения.
Но я ведь правда обещал ему помочь.
– А он-то здесь при чём? – мама очень разнервничалась, у неё лицо пошло пятнами.
Я и рассказал ей всё про Вику и Толяна, и что он хочет заполучить в союзники бабушку Соловья, чтоб она помогла им в их любви. Банкир её послушается.
Мама задумчиво постукивала пальцем по нижней губе, она всегда так делает, когда чем-то озабочена. Потом вздохнула, поцеловала меня в лоб и сказала:
– Добрый ты у меня, Ванюшка… Только… не связывайся с этой семьёй, а?
– Ну, мам, – сказал я, – что тут особенного? Рассказываю старушке русские народные сказки. Не волнуйся ты так. Всё будет хорошо!
– Ой, сыночек, не знаю… – мама обняла меня, мы посидели так минутку. Какая же она у меня тёплая и родная! Потом она укрыла меня, снова чмокнула, только теперь в нос, и сказала: – Спи, мой хороший, утро вечера мудренее.
Снова понедельник. В школу надо. Нельзя сказать, что я не люблю учиться, но, согласитесь, когда разверзаются хляби небесные, а ты знаешь, что придётся бежать под ливнем и никакой зонт не спасёт, то так хочется посидеть дома. Дождик я люблю, но не потоп же!
Пока я добрался до школы, промок до нитки. В ботинках у меня хлюпало, джинсы из синих стали тёмно-синими, только футболка худо-бедно осталась сухой.
– Ход ют и ходют, мочут и мочут! – ворчала баба Шура, вовсю орудуя шваброй.
Я прошмыгнул мимо неё и побежал в класс.
– Марш переодеваться! – скомандовала Гренадерша, когда увидела меня в таком виде.
– Во что? – не понял я.
– Как во что? У вас физкультура сегодня. Походишь в спортивном костюме!
– Какой костюм? – возмутился я. – Мы в трусах ещё бегаем!
– В спортивных? – спросила Гренадерша и сама же уточнила: – В них, родимых! Без разговоров! Или, может, ты хочешь получить двустороннее воспаление лёгких?!
Вечно она со своим двусторонним воспалением. Делать было нечего, я пошёл в класс переодеваться. Но, оказывается, та же участь постигла и остальных. Почти все были в спортивной форме, и Лена и Василиса в том числе. Я с облегчением вздохнул. Значит, не я один стал жертвой нашей заботливой Гренадерши. На спинках стульев сушилась мокрая одежда, и поэтому в классе стало как-то неуютно и сыро. Да и ароматы разносились такие, хоть нос затыкай. Для меня все эти запахи – сплошной кошмар!
А остальным, по-моему, было всё равно. Никто, кроме меня, ничего не чувствовал. А Лена, так та вообще сидела за своей партой и как ни в чём не бывало перебрасывала из ладони в ладонь теннисный мячик.
– Ты чего такой недовольный? – спросила Василиса. – Что-то случилось?
Ну что ей сказать? Про мой нежный нос, который может унюхать, чем завтракала бабочка позавчера?
– Да всё нормально, – буркнул я в ответ.
– Ну я же вижу, – настаивала на своём Василиса. – Что-то случилось!
И ведь не отстанет, пока не нагрублю.
– Под дождь попал! – произнёс я трагическим голосом. – Промок! Разве не видно? И жизнь показалась мне не сахаром и не мёдом!
Василиса не поверила. И вдруг кивнула, мол, знаю, в чём дело! Она с неприязнью уставилась на Елену Прекрасную. Надо же! Я и не думал, что она умеет так смотреть.
Я принюхался к Василисе. Чем же всё-таки от неё пахнет? Неуловимый такой букет… Вообще-то, я уже стал к нему привыкать и он не казался мне неприятным. Но я человек любопытный, мне всё интересно. Не успокоюсь, пока не пойму. В крайнем случае, можно ненавязчиво выведать. Разными наводящими вопросами.