Иванушка Первый, или Время чародея
Шрифт:
– Это ты сделала? – как можно спокойней спросил я.
– Ты о чём, Ванечка?
– Не называй меня так! – крикнул я и бросил трубку.
Я ужасно разозлился. Что ей от меня надо?
Я снова вышел во двор. Уже смеркалось, в окнах напротив включили свет, и в одном из них за занавеской появилась тень. Она то вставала, то садилась, то исчезала, то снова возвращалась. Что-то мне это напоминало, но я никак не мог вспомнить, что именно.
Я вздохнул и вернулся в дом. Ужин, что ли, приготовить? Отвлекусь от всех своих тайн и загадок, маму порадую. В тот вечер мне к Глафире не надо было ехать, поэтому Толяна я не ждал.
Я пошёл на кухню и заглянул в холодильник. Мне захотелось удивить маму. Надоели нам кашки да бутерброды. Даже не столько удивить я маму решил, а просто сделать ей приятное, чтобы она почувствовала, что её дома ждут, что она не одна на этом свете.
Вон и творог есть, целая пачка. Яблоко большое. Я надкусил его – вкусное. Яйцо нашлось. О! Вот и изюмчик. Так ведь можно суфле испечь!
Я натёр яблоко, перемешал его с творогом и яйцом обыкновенной вилкой, не нужно для этого никакого миксера, да его у нас и нет. А вот формочки есть, в виде зайцев, медведей и гномов. Разложил по ним всю эту вкуснятину, зажёг духовку и поставил суфле выпекаться на противне, минут через десять потрогал пальцем – след от творога остался, подержал ещё пару минут. А тут и мама пришла.
– Чем это так вкусно пахнет? – спросила она.
– Мой руки, – сказал я, – сейчас чайник закипит.
И пока мамы не было, успел посыпать суфле корицей, расставить на столе нарядные тарелки с ромашками, заварить чай.
Мама вернулась, полюбовалась сюрпризом, чмокнула меня в макушку, и мы закатили пир на весь мир. Суфле удалось на славу – и маме понравилось, и мне.
А потом мы пили чай и мама сказала:
– Вань, а я сегодня с твоей одноклассницей познакомилась. С Василисой.
– Где? – удивился я.
– В больнице, – ответила мама. – Она навещала свою бабушку.
– А что с бабушкой? – спросил я.
– Сердце, – вздохнула мама. – Ещё недельку побудет, сил наберётся. А дома на лекарствах сидит. Правда, по ней не скажешь, бодрая, весёлая такая.
– Точно! – до меня наконец-то дошло. – Лекарствами от неё пахнет!
– Ты это о чём? Что за счастья полные штаны? – улыбнулась мама.
– Да я никак не мог понять, чем это от Василисы пахнет, – сказал я, – теперь понял – бабушкиными лекарствами!
– Ну и что тут весёлого? – мама потрепала меня по голове. – Нюхач… Дурачок ты, Вань. А подружка твоя – вся в бабушку, жизнерадостная девочка.
– Да не подружка она мне! – возмутился я. – Просто одноклассница!
– Ну не подружка, – улыбнулась мама. – Пускай одноклассница. Так она уже неделю одна живёт. Хозяйственная. Еду бабушке приносит, домашнюю. Сама готовит.
– Как одна? Совсем? – удивился я. – Почему одна?
– Да, у неё больше никого нет. Ты что, не знал? – спросила мама. – Она раньше у тёти жила, теперь вот к бабушке переехала.
– Знал… – задумчиво протянул я, вдруг вспомнив слова Кощея. – Но она не говорила, что бабушка в больнице.
– Гордая, – сказала мама. – А я таких люблю. Я сама была независимой. Ни перед кем не прогибалась.
В этот момент я нутром почувствовал, что можно было бы спросить, почему мне нельзя ходить к Соловьёву и рассказывать его бабушке сказки, но то же самое нутро подсказало мне, что не стоит торопиться и портить маме такой чудесный вечер.
– Спасибо, Ванюшка, – сказала мама, – Я пойду лягу уже. Помоешь посуду?
Я быстро убрал со стола, навёл на кухне порядок и пошёл в свою комнату читать рукопись Волшебника.
Всё-таки удивительное совпадение с этим триллером «Время чародея», в котором я снялся. Кстати, меня позвали снова, сказали что я неплохо смотрюсь в кадре.
Я вырвал из тетрадки листок, прихватил со стола ручку и пошёл к маме в комнату.
– Мам, – сказал я. – А меня в кино позвали сниматься. Ты напиши им, что не против. Это главная роль!
– Ой, правда? – обрадовалась мама. – А что за фильм?
– Сказка, – я не стал вдаваться в подробности.
– Конечно, я согласна, – сказала мама. – Станешь у меня кинозвездой!
Мама написала, что согласна, я аккуратно сложил листок, вернулся в комнату и открыл рукопись – единственное, что у меня осталось от моего сокровища.
Я парил над городом и понял вот что: город наш мал и красив. Он стар, но не кажется немощным, потому что живёт и будет жить долго, но, жаль, не вечно…
Да! Его замки всё ещё упираются в голубое небо своими мшистыми башенками.
И часы на ратуше неторопливо отсчитывают минуты, время от времени напоминая своим перезвоном, что день продолжается, а впереди ночь.
И мальчишки гоняют голубей. И стекольщики вставляют стёкла. И солдаты несут свою службу. И кузнецы куют железо. И пекари пекут свои булочки. И служанки выбивают ковры и перины. И пьянчужки горланят глупые песенки. И воришки залезают в дома. И младенцы зовут матерей. И матери кормят их.
Всё это есть и будет долго-предолго, но не вечно!
Но почему так? Почему такая несправедливость? Почему волшебники живут дольше, чем люди? И что зависит от меня? Что должен и могу сделать я, чтобы продлить прекрасную жизнь человека? А может, мне взять и попытаться растянуть время, замедлить его ход настолько, чтобы жизнь людей стала долгой и счастливой?
Вот оно, значит, что! Решил растянуть время и сделать нас вечными. Здорово, конечно, но всё-таки не мешало бы и нас, людей, спросить, хотим ли мы этого. Вот, скажем, Ленка хочет? А может, у Касмандьёрки свой интерес? Подарит нам длинную жизнь, чтобы и его Кристина прожила с ним волшебные тысячу лет. А Василиса? Хотела бы она прожить со мной тысячу лет? Что за ерунда? При чём тут она?