Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера
Шрифт:
Но ожидание в компании очень скоро тоже превратилось в пытку. Совещание в Растенбурге началось в двенадцать часов. Прошел час, потом еще один, а новостей все не было. Вести светские беседы было невозможно. Гости Бека оставались у него в доме до шести часов. Гизевиус воспользовался телефоном-автоматом и позвонил своему другу Гелльдорфу — руководителю полицейского управления Берлина, чтобы узнать новости. Тот с претензией на конспирацию ответил: «Ты, конечно, уже знаешь, что вечеринка не состоялась». Позже Гизевиус узнал от Гелльдорфа подробности происшедшего. Оказывается, Гиммлер и Геринг снова отсутствовали на совещании. Штауффенберг позвонил в Берлин и получил указание действовать. Но, вернувшись в комнату для совещаний, он увидел, что фюрер поспешно ушел. Пришлось звонить Ольбрихту еще раз и информировать об очередной неудаче [24] . План «Валькирия»
24
Штауффенберг опять покинул совещание на несколько минут и позвонил Ольбрихту, который приказал ему продолжать. Сразу после этого звонка Ольбрихт дал команду к началу «Валькирии». После второго звонка Штауффенберга с сообщением о неудаче ее пришлось отменить. Георги, зять Ольбрихта, описывает глубочайшее разочарование, охватившее его тестя. Очевидно, именно этим объясняется осторожность Ольбрихта, проявленная 20 июля. В официальных документах гестапо содержатся записи о посещениях Штауффенбергом совещаний у Гитлера в июле: 6.07.44 с 17.05 до 18 00, и с 23.35 до 0.50 7 июля, 11.07.44 с 13.07 до 15.00, 15.07.44 с 13.40 до 14.20 и с 14.20 до 14.25. Также отмечено, что его видели в комнате для совещаний 18.07.44 перед встречей, на которую его не вызывали.
16 июля Бек, Штауффенберг и Ольбрихт снова встретились в Берлине. Они больше не могли выносить неизвестность. Следующая попытка должна была стать последней. Теперь выполнение плана «Валькирия» можно было начинать только после устранения фюрера. Второй раз в учения никто бы не поверил. Именно поэтому 20 июля на Бендлерштрассе ждали новостей в бездействии. Накануне Штауффенберг собрал своих самых близких друзей и родственников в своей квартире возле Ванзее. Пришли его брат Бертольд, кузен Хофакер, Тротт и Фриц фон Шуленбург. Они говорили о политическом будущем Германии после смерти фюрера.
Прошло три дня, прежде чем Штауффенберг вновь получил возможность приблизиться к Гитлеру. Новости, поступившие 17 июля, привели военных в шок. На Восточном и Западном фронтах ожидалось одновременное наступление. А Роммель получил тяжелое ранение в голову во время обстрела его машины с воздуха. Последнее ставило под сомнение успех действий заговорщиков во Франции и явилось ударом по надеждам Штауффенберга на то, что присутствие Роммеля на стороне заговорщиков поможет успокоить волнения, которые могут возникнуть после падения Гитлера. По словам Шпейделя, «группа армий чувствовала себя словно осиротевший ребенок». Штауффенберг также лишился помощи Фалькенхаузена — еще одного генерала, симпатизировавшего Сопротивлению, который осуществлял командование в Бельгии и Северной Франции. 15 июля его уволили. Еще один удар последовал 18 июля — сообщение о скором аресте Герделера. Штауффенберг срочно предупредил его о необходимости уйти в глубокое подполье. Осознав, что никак не может продолжать общаться с товарищами, не подвергая их риску, пока ситуация так или иначе не разрешится, он неохотно удалился в Вестфалию — в Герсфельд, расположенный в двухстах милях юго-западнее Берлина. Ночь 15 июля Герделер провел в подвале дома Штрюнков вместе с Гизевиусом. Это была их последняя встреча.
Наконец пришел долгожданный приказ. Штауффенберг должен был прибыть в Растенбург на следующий день — в четверг 20 июля — с докладом о положении дел в некоторых дивизиях армии резерва. В кругах заговорщиков быстро распространилась новость о том, что ожидается еще одна попытка покушения.
Для Штауффенберга это был день, когда одно высшее усилие должно было положить конец бесконечной череде неудач и разочарований. Работая над докладом для человека, которого он собирался убить, полковник казался спокойным и даже пребывал в хорошем настроении. Поздно вечером он вышел из кабинета и по пути домой долго молился в одиночестве в католическом соборе Далема [25] . Этот поступок протестант Бонхёффер, пребывавший в тюремной камере, несомненно, одобрил бы всем сердцем.
25
В «Рубашке Несса» Фицгиббон утверждает, что Штауффенберг заранее исповедовался, но, конечно, не мог получить отпущение грехов. Он также пишет, что берлинский епископ кардинал Прейзинг, услышав о том, что Штауффенберг собирается сделать, ответил, что не считает себя вправе удерживать его, ссылаясь на теологические причины.
Часть вторая
20 июля
День обещал быть жарким. Штауффенберг встал рано. Автомобиль, который должен был отвезти его из дома возле Ванзее
В Рангсдорфе заговорщики, наконец, избавились от присутствия водителя. Штифф ждал их вместе со своим помощником — майором Роллем, и все пошли к самолету, выделенному генералом Вагнером для полета в Растенбург. Взлет был произведен в семь часов.
Бомбы весили около двух фунтов каждая [26] . Та, что получил Штауффенберг, была такого же типа, как и те, что он использовал в предыдущих попытках: английская бомба с бесшумным взрывателем, приводимым в действие при раздавливании стеклянного капсюля с кислотой, которая растворяет проволоку, освобождающую ударник. Промежуток времени до взрыва определялся толщиной проволоки, и Штифф использовал самую тонкую, какую сумел найти. Кислота разъедала ее в течение десяти минут. Штауффенберг аккуратно завернул бомбу в рубашку и положил в портфель — рядом с докладом Гитлеру. Вторая бомба была аналогичным образом спрятана в портфель адъютанта. Ее подготовили только на случай, если первая окажется неисправной. Тогда Штауффенбергу придется под каким-нибудь предлогом покинуть комнату для совещаний и взять другую. В любом случае ему предстояло раздавить капсюль с кислотой тремя имевшимися пальцами с помощью небольших щипцов.
26
Уиллер-Беннет в «Немезиде» утверждает, что Штифф приготовил бомбы ночью и передал их Штауффенбергу в Рангсдорфе. По донесениям Кальтенбруннера, взрывчатка была доставлена в Берлин Кламротом шестью или семью неделями раньше.
До Растенбурга было около трехсот пятидесяти миль полета над прусскими равнинами, и вскоре после десяти часов утра самолет приземлился. Летчика предупредили о необходимости быть готовым к немедленному взлету в любой момент после полудня, и офицеры продолжили путь на автомобиле: ставка Гитлера находилась в лесу в девяти милях от аэродрома. Они миновали три контрольно-пропускных пункта, где предъявили специальные пропуска, выданные им для этого визита, охранявшим ставку эсэсовцам. Система защиты была настолько сложной, что генерал Йодль назвал «Волчье логово» (Вольфшанце), как часто именовали ставку фюрера, чем-то средним между монастырем и концентрационным лагерем с минными полями, колючей проволокой и забором, по которому пропускается электрический ток. Это было тихое, сумрачное место в самой глубине леса, которое отлично выполняло свое предназначение — охранять меланхоличные стратегические планы фюрера от реальностей войны.
Штауффенберг и его спутники без труда проникли внутрь этого зловещего сооружения. Теперь Штауффенберг уже размышлял о том, как им удастся выйти после взрыва бомбы. Успех зависел от скорости, и основной задачей Хефтена, помимо охраны запасного портфеля, было держать наготове машину, чтобы немедленно уехать после получения известия о смерти Гитлера. Но для начала следовало сделать дело, а до этого предстояло еще двухчасовое ожидание: совещание было назначено на час дня. Штауффенберг и Хефтен решили позавтракать — не зря говорят, что хорошая еда успокаивает нервы. Потом они навестили генерала Фельгибеля — главу службы связи вермахта.
Штифф и Фельгибель были единственными в Растенбурге высшими офицерами, участвовавшими в заговоре. После отъезда Штауффенберга в Берлин они должны были сделать все возможное для изоляции Растенбурга от внешнего мира, чтобы дать возможность заговорщикам в Берлине приступить к выполнению плана «Валькирия». Фельгибель, как руководитель центра связи Растенбурга, по плану был обязан передать информацию в Берлин, после чего или уничтожить, или каким-либо другим способом прекратить все радио- и телефонные контакты Растенбурга с Германией.
Штауффенберг и Фельгибель хорошо понимали друг друга, знали свои задачи, поэтому говорить в общем-то было не о чем. Штауффенберг покинул его, чтобы нанести формальный визит представителю сухопутных войск в ставке и заранее сообщить о том, что он планировал доложить Гитлеру по вопросу ситуации в армии резерва. После полудня он зашел к фельдмаршалу Кейтелю и уточнил детали своего участия в совещании. Кейтель с нетерпением дожидался его прихода, чтобы сообщить об изменениях в повестке дня. Штауффенберг пришел в ужас, решив, что его планы снова могут оказаться расстроенными, но постарался скрыть свое настроение и внимательно выслушал Кейтеля.