Июнь-декабрь сорок первого
Шрифт:
Медведовского очень ценили в редакции. И пожалуй, больше всего за то, что он мог, как у нас говаривали, хоть из-под земли добыть нужный для газеты материал. О нем можно сказать, что это был репортер от бога. Если где случалась заминка, завал, туда сразу же мчался в порядке "скорой помощи" Медведовский и с пустыми руками не возвращался.
Запомнился еще с первого полугодия войны такой случай. Дошел до нас слух, что один из парашютистов прыгнул с высоты 700 метров. Что-то случилось с парашютом - не раскрылся, но человек, упавший на землю, не получил даже повреждений. Вызвал я к себе Медведовского и говорю:
– Надо бы дать заметку об этом.
–
– осведомился Медведовский.
– Вот этого я совсем не знаю. Ищите...
Он обзвонил всю Москву, все подмосковные аэродромы. Никто ничего не знает. Впервые от него, мол, услышали о таком чрезвычайном эпизоде. И все же к вечеру принес заметку. Нашел-таки воинскую часть, где служил парашютист, и там все узнал. Оказывается, ему повезло: приземляясь, он скользнул по заснеженному склону глубокого оврага и не только не разбился, но даже повреждений не получил. И не только из-за исключительности этого эпизода, но и из-за уважительности к Медведовскому заметку напечатали на первой полосе, под передовой.
Так он работал в самой редакции, и это нас вполне устраивало. Но не устраивало самого Медведовского. Он рвался на фронт, и, к нашему удивлению, не корреспондентом, а непосредственно на боевую работу. Долго я тянул, но в конце концов он добился своего. В середине сорок третьего года я вынужден был уступить ему, так же как в свое время уступил настойчивым просьбам капитана Назаренко. Медведовский получил назначение на должность заместителя командира полка по политчасти в 23-ю стрелковую дивизию. Со своим полком он прошагал до Чехословакии, не раз отличался в боях, был дважды контужен и ранен. Много можно было бы рассказать о его мужестве и доблести в бою. Но ограничусь лишь несколькими строками из книги воспоминаний бывшего начальника штаба этой дивизии, впоследствии командарма, ныне генерал-лейтенанта, Героя Советского Союза С. А. Андрущенко:
"На правом фланге бой разгорелся с еще большим ожесточением. Гитлеровцы бросили здесь до батальона пехоты при поддержке десяти танков и САУ. Пропустив машины через свои окопы, бойцы встретили пехоту дружным залповым огнем. Организовал его находившийся там заместитель командира полка по политчасти Д. Д. Медведовский, человек исключительной смелости, любимец бойцов. Само его появление среди воинов всегда вызывало воодушевление..."
Как было не радоваться нам за своего краснозвездовского однополчанина!
* * *
После почти трехнедельного молчания наконец объявился Константин Симонов. Прислал очерк. Но не об английских летчиках, для чего был послан в Мурманск, а о дальних разведчиках из морской пехоты.
Причины выяснились уже по возвращении Симонова в Москву. Он побывал в английской летной части, собрал интересный материал и даже написал очерк. Но в тот самый день, когда работа была закончена, пришла газета "Известия" - и там Симонов увидел репортаж на эту же тему. С досадой отметил про себя: "Опоздал, обскакали нас". И не стал обременять телеграф "бесполезным делом".
Да, мы не любили ходить по дорожкам, протоптанным нашими коллегами. Однако это был особый случай. Тут Симонов, пожалуй, ошибся. Вероятно, мы бы все-таки напечатали его очерк.
Но чего нет, того нет. Обратимся к тому, что есть, - к другому очерку Симонова, напечатанному в газете 19 октября. К слову сказать, этот очерк Константина Михайловича можно найти лишь в комплекте "Красной звезды". А он небезынтересен, хотя, вопреки обычному правилу Симонова, написан не по личным впечатлениям, а на основе продолжительной беседы с командиром разведгруппы лейтенантом Геннадием Карповым. Читая этот очерк, поражаешься, как много в нем деталей, которые, казалось бы, могут открыться лишь тому, кто сам при сем присутствовал. Вот, к примеру, картинка возвращения разведгруппы из привычного ночного поиска:
"Идти в обход было поздно, оставалось прорываться прямо вдоль берега. На их счастье был отлив. Во время отлива здесь, на побережье, обнажаются отмели и мелкие островки сливаются с берегом. Поддерживая истекавших кровью товарищей, прячась за каменистыми островками, разведчики по колено в воде пробирались по морскому дну вдоль берега, шли медленно, падая, срываясь со скользких, обросших морской травой камней.
Было уже под утро, когда они дошли до наших позиций. Трое здоровых поддерживали троих раненых. Один остался лежать там, в скалах Финляндии, скрестив на груди неподвижные руки. Далеко за линией фронта все еще не утихала артиллерийская канонада. Еще били немецкие орудия и минометы по каменистой сопке, будто бы занятой неуловимыми русскими и ставшей могилой для нескольких десятков немецких солдат".
Из того же очерка читатель узнает, что Карпову и его боевым товарищам приходилось порой и покруче:
"Они делали пятнадцатисуточные переходы, не разжигая костров, не кипятя воды, не варя горячей пищи. Они шли по ночам через болота по колено в воде и лежали в трясине целыми днями, прячась и выжидая. Когда кончались запасы пищи, они все-таки шли до конца, питались полусырым мясом случайно застреленного оленя.
За сто километров в тылу врага и почти на глазах у него, зазубрив кинжалы, они перепиливали ими, как ножовкой, телеграфные и телефонные провода, валили столбы и камнями перебивали кабель. Они не только умели проходить незамеченными где угодно и когда угодно, но ухитрялись с боем брать пленных и по секретным тропам приводить их на допрос.
Закончив операцию, взбудоражив врага, они в смертельной опасности терпеливо ждали в потайных бухтах, когда погода позволит кораблю подойти и снять их. Из них вырабатывались люди, каждый из которых стоит десяти несгибаемые, бесстрашные, не щадящие своей жизни и беспощадные к врагу".
Люди эти настолько заинтересовали Симонова, что вскоре он сам отправился с ними в тыл врага, на Пикшуев мыс.
* * *
Вновь появилось в газете имя К. К. Рокоссовского. Он под Волоколамском. Армия его и здесь ведет тяжелые оборонительные бои. В ее составе знаменитый кавалерийский корпус Л. М. Доватора, стрелковые дивизии генерала И. В. Панфилова и полковника А. П. Белобородова. Наши корреспонденты сообщают, что накануне в полосе армии Рокоссовского немцы дважды предпринимали сильнейшие атаки, но успеха не имели. Однако общая обстановка под Москвой продолжает оставаться угрожающей.
Этот номер вышел во вторник. Значит, готовили мы его два дня, начиная с воскресенья 19 октября.
О 19 октября я только что рассказывал. Однако не рассказал, пожалуй, главного. Необходимо продолжить.
У меня сидит спецкор Зигмунд Хирен. Сегодня вернулся из Ленинграда; его вызвали в Москву, чтобы усилить корреспондентскую группу на Западном фронте. Рассказывает о жизни блокадного города. Наш разговор был прерван фельдъегерем Ставки. Он доставил пакет. Обычная информация приходит к нам из ТАССа. Когда же появляется этот офицер с кубиками лейтенанта на петлицах, значит, что-то очень срочное и очень важное. Вскрываю пакет о пяти сургучных печатях. Читаю: "Сим объявляется..."