Июнь. Ёзге. Другая

Штоль Тимур

Сергей закатил глаза.

– Егор Ильич, это вы мне потом, на досуге, расскажете. Клиент через полминуты будет у ворот, если уже там не стоит. Я пока быстро уберу следы наших с вами сегодняшних посиделок.

– Понял, – быстро ответил Егор в трубку.

Но Сергей его уже не слышал. Он убрал штоф со спиртным на каминную полку. Унёс на кухню стаканы и подставки к ним. Посмотрел на себя в зеркало. Он собирался побриться только утром следующего дня. И одет был в джинсы и футболку. Ходил по дому босиком. «Не слишком презентабельно, конечно», – думал он, поправляя волосы. –

«Но не хреначить же сейчас в спальню и втискиваться в костюм с рубашкой». Он махнул рукой на своё отражение. «В конце концов, кто для кого?» – подумал Сергей.

Глава 2

В самолёте из Казани объявили посадку. Попросили пассажиров занять свои места и пристегнуться. Ёзге, такое имя она себе выбрала на манер турецкого, смотрела в иллюминатор. Там, в семи километрах под крылом, расстилались поля, горы, море. Небо было безоблачным. Солнце ярким. Мысли ясными и добрыми. Ёзге не верила своему счастью. Или верила, но не хотела быть слишком счастливой. Боялась спугнуть это ощущение избыточной восторженностью.

Она провела в полёте больше трёх часов. Большинство пассажиров стараются скоротать время сном, чтением книги, просмотром фильма. Она – нет. Она просто смотрела в иллюминатор всё это время и думала. Вспоминала прошлое. Заглядывала в будущее. Она понимала, что препятствий на её пути будет множество. Не меньше, чем ей пришлось преодолеть. А, может быть, и больше. Но продолжать жить прежней жизнью она не могла.

В пятнадцать лет, когда её звали Сабир, это имя, кстати, и сейчас в паспорте, когда она была мальчиком и училась в старших классах школы, Ёзге почувствовала, что живёт не своей жизнью. Что люди не видят её настоящей. Более того, настоящей она им отвратительна. Это понимание пришло не сразу. Исподволь. Постепенно. Через боль размышлений и юношеских страданий.

Она долгое время не могла разобрать, что с ней не так. Сначала Ёзге заметила, что чувствует себя неловко в компании мальчишек, таких же, каким была сама. После школы они собирались в условленном месте. Чаще всего дома у тех, чьих родителей на момент встречи в квартире не было. Собирались по пять-шесть человек, своими, устоявшимися компаниями. Лишь иногда кто-то перекочёвывал из одной в другую. Из-за смены приоритетов в компьютерных играх или изменений в предпочтениях спортивных команд. Но это случалось нечасто, безболезненно и практически незаметно.

Раз в неделю, а, может, два, в компании появлялась бутылка вина. Белого или красного – неважно. Была та, которая доставалась. За подростковой болтовнёй бутылка передавалась по кругу из рук в руки. Каждый делал из неё глоток. На следующий круг – второй. Потом третий. Друзья хмелели. Смех становился громче. Темы для разговоров переходили в плоскость отношений. Выбирали королеву класса. Школы. Потом обсуждали порно, свои мечты и фантазии.

Ёзге стала замечать, что тяготится в такие моменты. Компьютерные игры, спорт, в качестве болельщика, или обсуждения недостатков школьных учителей её устраивали. Не устраивала необходимость

выбирать королеву класса. По единственной причине. Ей, на то время ему, никто не нравился. Искренне. Не потому, что девочки были плохими. А потому, что тогдашний Сабир не мог выделить в их внешности какую-то привлекательную особенность. Что влияло бы на его выбор. Ёзге в то время не понимала причин.

Сверстники становились старше. Разговоры в компании всё больше крутились вокруг обсуждений «сисек, жоп и губ». Ёзге постепенно перестала посещать такие сборища. Именно сборища. Именно так она определяла своих прежних друзей и приятелей. Она всё больше времени проводила одна. За компьютером. Общалась в социальных сетях. Думала. Грустила. Взрослела.

Предположила свою гомосексуальность. Поначалу робко. Потом, размышляя вечерами в постели, представляла себе друзей, одноклассников, мужчин-моделей с рекламных щитов. В её теле это не вызывало интереса. Чувства тоже были пресными. Через день после своего восемнадцатилетия она решилась и назначила свидание.

В тот вечер встреча состоялась в почасовой гостинице на улице Озинской. Тогдашний Сабир вошёл в номер. Его ждал человек лет сорока. В костюме и галстуке. С обручальным кольцом на безымянном пальце. Сабир был взволнован. Человек напротив – не меньше.

– Ты очень красивый, – сказал мужчина. – Я даже не ожидал. В интернете один фотошоп. Чаще меня разочаровывают мои знакомства. Но ты – нет.

Сабиру было приятно слышать такое. Но всё равно он не мог расслабиться.

– Выпьем? – спросил человек.

– У меня это в первый раз, – ответил Сабир.

Он не спускал прищуренных глаз с мужчины.

– Я знаю, – ответил тот. – Ты мне писал. В сети. Когда мы знакомились.

Он подошёл, обнял тогдашнего Сабира. Сабир чувствовал, что сопротивляется и старался расслабить свои мышцы. Затылок, лицо, плечи. Они были как камень. Мужчина попытался поцеловать его. Сабир чувствовал прикосновения. Попытки чужого языка раздвинуть его губы. Это было неприятно.

Мужчина отстранился. Улыбнулся. Будто хотел успокоить.

– Я в душ, – сказал он. – Потом ты.

Сабир ничего не ответил. Просто стоял посередине комнаты. В обуви, джинсах и футболке с короткими рукавами. Нет. Он не хотел убегать, он хотел испытать себя до конца. Понять, что в нём не так. Или так.

Мужчина вышел, замотанный в полотенце по пояс. Лёг на кровать. Сабир долго намыливался под душем. Ему хотелось быть чистым. Приятно пахнуть. Ему понравилось восхищение мужчины в первые минуты знакомства. Сабир не хотел менять отношения к себе.

Когда вышел из душа, мужчина лежал голый. Он был подтянут. В меру мускулист. Гладко выбрит. Даже ноги. Сабир, напротив, даже не подумал об эпиляции. Не мог представить, что это важно. Почувствовал неловкость.

Мужчина заметил это в его взгляде. Жестом предложил лечь рядом. Они лежали голые минут пять. Молчали. Потом мужчина стал его трогать. Сабир всё так же не мог расслабиться. Ему эти прикосновения не доставляли удовольствия.

– Постой, – вдруг сказал он, – ты сказал, что я красив? Что это для тебя значит?