Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
Как и его дочь, он говорил по-турецки. Наверное, раньше он жил в Стамбуле.
Дочь ушла, а мы поднялись по лестнице и оказались в коридоре с множеством дверей. Слуга открыл одну из них, и мы вошли в просторную комнату, чудесно освещенную благодаря прозрачному разноцветному потолку. У стен лежали дорогие подушки, в нише монотонно тикали французские часы. Между шелковых занавесок на стенах были развешаны картины в дорогих рамах. То была – велико же было мое изумление! – грубейшая карикатурная «мазня»: Наполеон в императорском облачении, но с красными надутыми щеками; Фридрих Великий с тонкой бородкой под Генриха IV; Вашингтон
Возле подушек стояли низенькие столики с металлическими тарелками, набитыми заранее трубками и чашечками для кофе, а посреди комнаты – я отказывался верить глазам – фортепиано, но в слегка испорченном состоянии, с порванными струнами, как я сразу же убедился. Я бы с удовольствием открыл крышку, но… нужно было соблюдать правила игры. Все же я эмир Кара бен Немей.
Едва мы вошли и расселись, как появился миловидный юноша с ящиком, наполненным тлеющими угольями, для того чтобы зажечь трубки, а следом за ним – второй с сосудом, наполненным кофе. После первой затяжки хозяин обратился к нам с просьбой ненадолго отпустить его, чтобы поздороваться со своими домашними.
Мы молча пили кофе и курили, пока он не вернулся и не пригласил нас следовать за ним. Нас провели в шикарно обставленную, по европейским понятиям, комнату, где должен был жить я, а по соседству располагались апартаменты Халефа. Об ирландцах он тоже позаботился. После этого мы снова спустились по лестнице. Нам с невиданной скоростью была приготовлена баня, и там мы обнаружили два новых костюма, которые предлагалось обменять на те, что мы носили до сих пор. Двое слуг были отданы нам в постоянное услужение. Это было настоящее восточное гостеприимство, которое я не раз оценивал по достоинству. Вымывшись и переодевшись, мы вернулись в селамлык новыми людьми. Хозяин ждал нашего возвращения, и едва мы вошли, он снова был при нас.
– Господин, когда я рассказал им, кто ты, они попросили разрешения увидеться с тобой, – заявил он мне, обращаясь на «ты», поскольку снова перешел на арабский. – Ты позволишь?
– С удовольствием.
– Они придут после обеда, а пока заняты им, сегодня они не хотят доверять это ответственное дело служанке. Ты что, уже видел такие картинки? – спросил он, заметив, как мой взгляд остановился на одной из них.
– Они весьма редки, – ответил я уклончиво.
– Да уж, я купил их в Стамбуле за немалые деньги, ни у кого в Дамаске таких нет. Знаешь, кого они изображают?
– Могу только догадываться…
И хозяин объяснил мне, что первый – это султан эльКебир (Наполеон), а второй – умный эмир Немей; потом идет королева Англии (имел в виду леди Стенхоуп) с шахом американцев; рядом с цветами – герой из Диярбакыра (Геркулес), убивающий морскую собаку (Св. Георгий и дракон)…
– Но что это стоит в центре комнаты? – спросил я.
– О, это самое ценное, что у меня есть. Это чалги, музыка, я купил ее у одного англичанина, жившего здесь и уехавшего. Можно, я тебе покажу?
– Будь любезен.
Мы подошли и открыли крышку. Над клавишами стояла надпись: «Эдвард Саути, Лиденхолл-стрит, Лондон», а одного взгляда внутрь инструмента было
– Я покажу тебе, как им пользуются.
С этими словами он принялся стучать кулаком по клавишам. У меня волосы встали дыбом, но я скорчил удивленную мину и попытался увести разговор в сторону, чтобы не возвращаться к пресловутому «чалги».
– Англичанин дал мне еще демир иплик [26] и молоток для извлечения музыки, чтобы руки не болели. Я покажу.
26
Демир иплик – «железная нить», проволока (тур.).
Он принес коробку, в которой лежали струны разной толщины и камертон, схватил его и застучал по клавишам так, что те заныли и запели. Не лишенный чувства юмора англичанин забыл объяснить новому владельцу назначение этого инструмента. Поэтому пианино было расстроено и набито грязью и пылью.
– Хочешь сделать музыку? – спросил он меня. – Ни один человек не имеет права подойти к «чалги», но ты гость и можешь постучать. – И он протянул мне «инструмент».
– Ты показал мне, как делают «музыку» в Дамаске, – ответил я, – а теперь я хочу показать тебе, как играют на этом инструменте в наших странах. Но сначала позволь мне немного настроить его.
– Господин, ты только ничего не сломай в нем!
– Ну что ты, не бойся, можешь мне доверить!
Я выискал подходящую проволоку и подтянул струны, потом соорудил из нескольких подушек подходящее сиденье и начал настраивать. Хозяин, слыша звуки, цокал языком и приговаривал:
– О, у тебя получается гораздо лучше!
– Это еще не музыка. Я пока задаю только верный тон. Разве англичанин не показал тебе, как играть на этом инструменте?
– Его жена писала музыку, но она умерла. Он бил по пианино кулаками, и это ему очень нравилось, он смеялся.
– Ты увидишь, как надо правильно играть.
Много лет назад, будучи бедным учащимся, я часто настраивал рояли, чтобы заработать карманные деньги, поэтому мне не составило большого труда привести это пианино в норму.
Во время моих упражнений открылась дверь, и появились все женщины, которых мы видели во дворе. Я услышал шепот удивления и даже крик ужаса. Какими же необразованными были эти люди!
Наконец я закончил и захлопнул крышку инструмента, приглушив разом все звуки.
– Ты больше не будешь играть? – спросил меня хозяин. – Ты такой великий сонатдар, и женщины так поражены твоим искусством, что даже дали подгореть обеду, пока тебя слушали.
– Я пока оставлю чалги в покое, а вот после обеда, когда все члены твоей семьи соберутся, покажу вам музыку, которой вы еще не знали.
– У меня в гареме в гостях несколько женщин. Они могут присутствовать?
– Непременно.
Мне было весьма любопытно, какое впечатление окажет простенький вальсок на этих дам, но не меньший интерес представляли и кулинарные способности местных поваров.
Обед сделал бы честь любому знатному дому Востока! Едва он закончился, хозяин осведомился, могут ли прийти женщины. Я дал согласие, и маленький разносчик кофе умчался на женскую половину.