Из бутика с любовью
Шрифт:
«Занятно, но не про Александра», – подумала Ира и начала читать дальше. Пост был о ревности и необоснованных подозрениях.
«Как все не слишком интеллектуальные люди, – писала Стекл_offa, – я часто делаю из фактов неправильные выводы. Радует, что я не одна такая. Нас таких много, считай, половина человечества. Нашему сыну было полгода, когда мой бывший супруг начал три раза в неделю по вечерам ездить в бар. Не один, разумеется. А со своим лучшим другом. Я относилась к этому со спокойной безмятежностью, пока однажды мне не позвонила жена лучшего друга.
– Дорогая, – спросила она, – твой где?
– Там же, где и твой, – ответила я, – в баре. Пабе ирландском то бишь.
– А ты в этом уверена? – спросила она.
Я, знаете ли, задумалась.
– А почему у них телефоны выключены? – продолжает жена друга.
Звоню. Выключен телефон.
– Они у них все время выключены, – говорит жена. – Поехали, проверим. Так не бывает. Чтобы еще и телефоны выключены! Сто процентов – их там, в баре, нет. Вопрос, где они! И с кем!
В голосе истерические нотки.
– Да, – говорю, – сейчас. Уже одеваюсь.
И вот вваливаемся мы в паб, две нервные тридцатилетние тетки с большими глазищами. И что мы видим? Сидят. Курят. Много пива, свиная рулька, футбол на большом экране. Мы секунд двадцать постояли на пороге и вышли назад на улицу. Даже как-то не смешно было».
Ира искренне посмеялась. Но, к сожалению, пост снова не имел к Александру никакого отношения.
Вероника сидела в парикмахерской, когда дверь открылась и вошел он – мужчина, который настойчиво предлагал ей умыться.
– Вероника, – позвал он, остановившись в дверях.
Бухгалтер начала сползать с кресла, на котором сидела, но вовремя удержалась. Парикмахер посмотрела на мужчину с явным интересом.
– Вероника, я хочу вам кое-что сказать.
Щеки Вероники залил румянец, но под слоем крема и пудры этого никто не увидел.
– Наедине? – кокетливо спросила парикмахерша. – Если нет, можете и сейчас сказать. Вероника моя давняя клиентка, так что...
– Не хочу вам мешать, – сказал мужчина, плюхнулся на диванчик и взял в руки журнал о прическах, пролистал, вздрагивая при виде причесок, похожих на воронье гнездо, а потом нашел издание об автомобилях и с удовольствием погрузился в чтение статьи о «Ладе Приоре».
– Наверное, предложение хочет сделать, – шепнула парикмахерша. – Что же вы не сказали? Намекнули бы.
Бюст Вероники затрепетал от волнения. Парикмахерша включила фен.
– Вы давно знакомы? – спросила она Веронику, поднося фен совсем близко к левому уху клиентки.
Поток воздуха был таким сильным, что ухо Вероники затрепетало на ветру, как стяг.
– Недавно, – ответила Вероника.
– И как он в постели?
Тут любопытная парикмахерша сунула фен прямо Веронике в глаз. Теперь затрепетали ресницы, которые принялись стучать друг о друга, как пальмы, застигнутые тропическим штормом.
– Я не знаю, – сказала Вероника.
– До свадьбы ни-ни? – восхитилась парикмахерша. – Какая выдержка, какая сила характера.
Теперь фен дул Веронике прямо в нос, раздувая правую ноздрю.
– А вы уже выбрали свадебное платье? А прическу? Прическа – это самое главное. Предлагаю, поднять волосы вверх и заколоть их черепаховым гребнем со стразами.
Фен дул и дул на нос Вероники, мощный поток сдувал с ее лица пудру слой за слоем.
– Ааааапхчи! – чихнула Вероника.
Чих был такой силы, что фен вместе с парикмахершей отбросило на метр. Штепсель вырвало из розетки, наступила тишина. Мужчина поднял голову и с уважением посмотрел на Веронику.
– Извините, – пробормотала женщина.
Парикмахерша отряхнулась.
– Ну, насчет прически мы договорились, – сказала она. – Ну и скидочку вам сделаю как постоянной клиентке.
Евгения Витальевна сидела в домашнем халатике, закинув ногу на ногу. Петр стоял у плиты и резал баранину кусочками примерно три на три сантиметра. На талию он повязал фартук. На голову косынку на манер банданы. В воздухе отчетливо пахло фарсом.
– Ты чего сидишь? – спросил он, помахивая в воздухе ножом. – Могла бы морковку потереть и чеснок почистить.
Евгения Витальевна сложила руки на груди. Петр повернулся к ней и прищурился.
– У нас разделение труда, – сказала она. – Я тебе кров, работу и свободу, ты все остальное.
Петр подбросил нож. Нож сделал пируэт и вонзился в деревянную разделочную доску.
– И унитаз чистить тоже я буду? – спросил он.
– Я выдам тебе резиновые перчатки.
На ее лице, совершенно обыкновенном, обрамленном волосами совершенно обычного русого цвета, подстриженными самым обычным и ничем не примечательным каре, появилась довольная улыбка. Через секунду она уже лежала на полу с выпученными глазами, придавленная коленом.
– Морковку и чеснок, – сказал Петр. – Порезать мелкими кубиками.
– Ни за что, – ответила Евгения, – я тебя не для этого завела.
– Гав, – сказал Петр, сильнее придавив Евгению Витальевну коленом к полу.
– Ногу убери, – сказала она, с трудом переводя дух и протягивая вперед ладонь.
– Нет, – сказал он.
Мусорное ведро, которое Евгения ухватила пальцами за ручку, прочертило в воздухе дугу и смачно приземлилось Петру точно в ухо. Посыпался мусор, зазвенела пустая банка из-под оливок, пакет из-под сока весело запрыгал по полу. Петр поймал руку Евгении, зажал, хрустнув ее суставами, а второй рукой снял с головы бандану. Через минуту Евгения Витальевна была надежно связана.
– А теперь обсудим, кто и что будет делать в нашей псевдосемье, – сказал Петр, вытаскивая из разделочной доски нож и присаживаясь рядом с Евгенией на корточки.
Они попали в жестокую пробку и стояли там уже полчаса.
– Лиза, где вы, у вас все в порядке? – спросила Марина в трубку. – Мы едем к вам.
– Что мне делать? – в панике говорила Лиза. – Куда мне идти, мне страшно оставаться дома! Кто-то звонил в дверной звонок. Такое впечатление, что кто-то стоит на лестнице у двери.