Из другого теста. Книга 2
Шрифт:
Пат внезапно подхватил именинницу на руки и радостно заорал. И тут эта железная леди — эта деревянная болванка — смутилась. Наруга заморгала, избавляясь от морока — хутамка потупила глазки и осторожно улыбнулась. Не будь она продуктом какой-то там химической формы материи, зарделась бы, как обычная баба. Фестиваль сюрпризов набирает силу — растерянно подумала Наруга, отчего-то уводя взгляд в сторону и делая вид, будто в той стороне происходит всё самое интересное. Сроду за собой на замечала девичьей стыдливости. А умерла, стала оборотнем, вышла замуж и вот тебе,
На её вопросительный взгляд Гет ответил философским поднятием бровей. Знал гад? И что, молчал? То-то он так спокойно отнёсся к перспективе потерять Пата, если Галя уведёт его из стаи. Грудь уже начала набирать воздух для взрыва, но тут Дубль-Гет гневно рыкнул. Наруга, было, решила, что этот нахал, покрывая дружка, желает вмешаться в её семейную жизнь. Но всё оказалось гораздо прозаичней: на их распухших червяков раскатали губу.
— Ты же говорил, что зверья тут нет, — нахмурилась она, собираясь отодрать свою мандариновую машину от заправки.
В голове еле слышно зудело.
— Бывает, — ответил Патрик, опуская Шатхию.
Из той весь этот трепет с придыханьями выветрился в единый миг. Хутамка лихо перемахнула через тушу червя и приземлилась рядом со своей машиной — Шах начисто проигнорировала команду «готовность номер один». Как вцепилась зубами в мясистый бок, так и рванула кусок, смачно глотая. А глазами примеривалась к следующему.
— Ложная тревога? — с надеждой спросила Наруга.
Не хотелось никаких потрясений — сегодня их явный переизбыток.
— Обычная, — пожал плечами Гет. — Может, пронесёт. А не пронесёт, получим ещё одно блюдо. Ты что предпочитаешь: червятину или кенгурятину?
— Говядину, — буркнула она.
— Тогда пусть живут, — заключил Патрик и уселся на землю.
Делать было нечего. Нужда бороться с дублями за кусок отпала — еды завались. А кенгуру никогда не решаться отнять добычу у медведя — ну, разве стаей против одного. Да и то вряд ли: визгуны в стаи не сбиваются. Пока дубли не набьют брюхо, с места не сдвинутся. Разводить здесь костёр — сгоношить перекус — так рюкзаки, что таскали на себе медведи, остались в котловине. Словом, делать и вправду совершенно нечего. Наруга решила, что самое время вздремнуть, пока эта идея не пришла в головы конкурентов. Она отошла от накрытого стола, улеглась на спину и закрыла глаза в надежде, что из-под неё никто не вылезет. Дрёма опоздала — рядом еле слышно зашуршало.
— Подруга, пройди мимо, — попросила она.
— Ты неправильно думаешь, — нравоучительно процедила Шатхия.
— Я вообще о тебе не думала, — поморщилась Наруга, догадавшись, какие мысли ей сейчас приписали.
— У Гали чёрная душа, — проигнорировала её неудовольствие настырная степнячка.
— А я и не утверждаю, что ты ревнуешь и потому бесишься, — предпочла перейти на шёпот Наруга. — Галя не та личность. Да и ревновать к ней бессмысленно. Мы всё равно её прикончим.
— Мужчин брать не будем, — поставила условие Шатхия.
И такое в её шипении сквозило предвкушение, что Наруга открыла глаза. Не удивилась бы, если б увидала в пасти хутамки исчезающую Галину ногу. Это ж, как нужно постараться, чтобы доколупаться до её единственного нерва, что залегает в кромешных глубинах каменновековой степной психики. Шатхия даже в тюрьме смотрела на своих пленителей, как на что-то приглючившееся. Враг для неё это серьёзно — на мелочи она не разменивается.
— Согласна. Нам их сопливое благородство не в тему. Сами справимся. Значит, ты тоже думаешь, что Галя намерена свергнуть нас с пьедестала?
— Пьедестал это что? — уточнила Шатхия.
— Неважно. Думаешь, она захочет прибрать берров к рукам?
— Не захочет — уже хочет. А нас убьёт. Станет для всех очень важной. Потому что одна и других нет.
— Чушь! — фыркнула Наруга и метнула взгляд в мужиков.
Те о чём-то трепались, делая вид, что дамские секреты им без надобности.
— Тебя так легко убить? — вновь зашептала Наруга.
— Тебя тоже нелегко, — поняла свою оплошку Шатхия. — Но Галя хитрая.
— Хитрей наших воровок? — усмехнулась Наруга. — К тому же не забывай о людях. Думаешь, им плевать, кто у них в оборотнях бегает? Что одна, что другая — один чёрт?
— Старики тебя уважают, — почтительно констатировала хутамка. — Ты хозяйка.
— Дело не в этом. Они не захотят, чтобы волшебными камушками распоряжались чужаки. А те явятся сразу за Галей.
— Будет много шума, — досадливо дрогнули чёрные брови. — Много крови. Нельзя её пускать в Таноль. Надо прежде убить. Сразу.
— Сразу не выйдет, — оборвала ей крылышки Наруга. — Мужики не дадут. Придётся выпустить эту сучку из котловины. Спровоцировать и толкнуть на глупость. А потом порвать к чёртовой матери. Правда, она может успеть завести дубля. Что, если это будет наша медведица?
— Не будет, — пренебрежительно скривила губы Шатхия.
— Ты не перегибаешь?
— Гет тебя любит, и Дубль-Гет тебя любит, — возразил прирождённый животновод. — Игбер Юльку любит, и его медведь любит. Ойбер Ракну…
— Я поняла. Намекаешь, что Дубль-Пат ровно дышит на Галю?
— Нормально дышит, — пожала плечами Шатхия. — Как всегда. Он её не любит.
— Уверена?
— Видела. И Гранка видела.
Наруга задумалась. Начала, было, прикидывать пятку ко лбу, но Гет протрубил подъём:
— Дамы! Нам пора!
Довольные медведи вытирали морды о траву. Нар как-то попробовал за ними собезьянничать, так кувыркнулся и чуть не переломал ноги. Шатхия поднялась и направилась к мандаринке. Та сидела на пузе, вычищая передними лапами мясо из зубов. Процедура уморительная, особенно когда мандарины начинают умывать рожу — натуральные кошки. Дубль-Нар учуял настроение пилота и застыл: колени в раскоряку, лапы во рту. Мужик никак не мог понять, что делает не так, если всё так, потому как всегда, с самого детства. Наруга шла к нему, мысленно хваля вожака за всё подряд. Тот удовлетворённо курлыкнул — в башке всё встало на места — и продолжил чистку зубов.