Из двух зол
Шрифт:
«Обиделся» — констатировал Ральф.
— Ладно, иди сюда, всё равно я теперь проснулся. Так и быть, я не буду сегодня сопротивляться.
Спина Джека напряглась.
— Ты мне что, одолжение делаешь? Свихнулся?
— Нет, — Ральф вдруг понял, что ему жалко Джека. Он был, конечно, кровожадный дикарь и деспот, но сейчас, усталый и явно чем-то расстроенный, он проявлял больше человечности, чем обычно. Ральф засунул неприязнь подальше и положил ладонь ему на спину. Кожа была горячая, влажная от потёкшей глины. — Ну, иди сюда. Не злись. Джек.
— Что мне с тобой сделать, чтобы ты перестал
— Понимаю. Ну так ты идёшь?
Джек пару секунд подумал и прикинул перспективы. Ральф очень редко отдавался ему без драки, и теперь, послушный и какой-то подозрительно мирный, он очень даже помог бы сбросить всё, что накопилось за день. Джек тяжело вздохнул и устроился между непривычно широко разведённых ног.
Ральф лежал спокойно, дышал ровно, и Джек знал, что он ничего не чувствует. Он помнил, что Роджеру всегда было одинаково приятно и сверху, и снизу, и он этого не скрывал, а Ральф вот молчал и лежал, как кукла, глядя в тёмный потолок пещеры поверх загорелого джекова плеча. Но Джека мало волновали чувства и ощущения Ральфа. Ему было узко, горячо и хорошо, и сильное тело под ним раз кое веки лежало смирно, и этого было достаточно для разрядки. Это было всё равно, что гладить себя самому, но ему и не требовалась отдача партнёра.
Кончив, он почти сразу откатился от Ральфа, даже дыхание переводить не пришлось. Было как-то блёкло, слабо и механически, и Джек подумал, что, и впрямь, не стоило из-за такой ерунды будить Ральфа, можно было бы обойтись и самому.
Но сделанного было не воротить, и Джек снова повернулся спиной к Ральфу, намереваясь спать. Теперь сон прошёл у Ральфа, и он, пару минут помолчал, обдумывая пришедшую в голову мысль.
— Помнишь, было время, мы боялись Зверя? — он осёкся и через секунду поправился: — Вы боялись.
— А теперь? — в голосе Джека мелькнуло тщеславное желание услышать «Теперь все боятся тебя».
— А теперь все боятся Роджера.
Сон как рукой сняло. Джек снова повернулся к нему лицом и напряжённо замер, впервые за долгое время застыв в нерешительности. Ударить Ральфа? Наказать за наглость? Или, всё же, прислушаться? Ральф не был дураком, о нет, хотя до Хрюши ему, конечно, было далеко. Джек помянул Роджера всеми бранными словами, которые знал: Хрюша был им нужен, что ни говори. Хрюша всегда был им нужен. Он раздражал, бесил Джека, выводил из себя с самого дня их знакомства и до последнего, когда Роджер, взбешённый его бесконечным нытьём, раскроил ему голову. Но Хрюша был умный, и Джек теперь, повзрослев, запоздало понимал, что Хрюша пригодился бы ему. Сейчас, когда еды едва хватает. Сейчас, когда на племя яростно набросились болезни. Сейчас, когда Роджер выходит из-под контроля.
Хрюша был нужен.
Это была ещё одна капля в чашу весов, ещё одна непростительная оплошность. Неприязнь Джека укрепилась: Роджер умудрился убить самого умного из них. Тогда, в угаре вседозволенности, опьянённый властью, Джек попустил Роджеру непослушание. В конце концов, Хрюша был тряпкой, о которую приятно вытереть ноги, и его смерть тогда показалась забавой и избавлением от занудства. Но теперь, почувствовав, что такое настоящее бремя власти, Джек понял, что он бы, пожалуй, держал Хрюшу при себе. Шпынял его, срывал на нём злость, потешался, но слушал его советы. Потому что он был как раз тем, кого убивать нельзя. Убить можно было Саймона. Убить можно было даже Ральфа, потому что на самом деле его жизнь не имела большого значения. Джек оставил ему жизнь шутки ради, для забавы и развлечения, но и теперь, после стольких лет проведённых бок о бок — пусть даже в качестве врагов — он мог бы убить его и не моргнул бы глазом.
Но Хрюшу убивать было нельзя.
Ральф, конечно, на роль советника худо-бедно тоже годился. Он, по крайней мере, всегда мыслил с Хрюшей в унисон и теперь, может, смог бы что-то подсказать. Джеку не хотелось бы показаться ему слабым, но все эти годы Роджер был его подспорьем. Ненадёжным, сумасшедшим, кровожадным подспорьем. А теперь он выходил из-под контроля, и посоветоваться с кем-то было надо. Да ещё и Ральф тут со своей проницательностью. Джек, конечно, и сам видел, что Роджер наглеет, но со стороны Ральфа вот так бросать ему это в лицо было возмутительно. Это было настоящее дебоширство, хоть и чистая правда.
— Боятся Роджера, говоришь? А ты — боишься?
— Боюсь, — честно сознался Ральф. Он давно понял, что лгать на острове бессмысленно. Лгать хозяину острова — тем более. Они все здесь были словно обнажены, вывернуты наизнанку, и прятать что-то в себе было почти невозможно. — Я вижу, что происходит, Джек. Все видят. Роджер больше не твой цепной пёс, и он больше тебе не друг. Вся потеха в том, что медленно, но верно ты оказываешься на моём месте. Зато Роджеру нечего бояться — его никто не в состоянии будет свергнуть, если он убьёт тебя и захватит власть. Так было изначально. Нас было трое: ты, я и он. Когда он расправится с нами обоими, никто не помешает ему устроить резню.
— Ты настолько уверен, что он собирается претендовать на место Вождя?
— А разве ты в этом не уверен? Он не выполняет твоих приказов, он делает всё, что ему вздумается, меняет малышей, так часто, как ему хочется, даже отбирает их у других охотников. Ты для него больше не Вождь, ты — не авторитет, и он только ждёт момента, чтобы ударить в спину. Я ненавижу тебя, Джек. Но его я ненавижу больше. Ты гадкая сволочь, но он ещё хуже тебя. Я не хочу другого Вождя, и племя не хочет.
Джек самодовольно ухмыльнулся, и Ральф позволил себе повести себя неуважительно: лягнул его пяткой по ноге изо всех сил.
— Из двух зол я выбираю меньшее, вот и всё. Нечего тут улыбаться. С тобой мы хотя бы знаем, чего ждать. Его боятся даже сейчас, когда Вождь — ты. А если Вождём станет он, повторится… — Ральф сглотнул, отгоняя застарелые боль и страх, — то, старое. Всё по новой, только ещё хуже.
— И скоро он ударит, как думаешь? — в голосе Джека послышалось волнение. Ральфу даже показалось, что он различает страх и панику.
— Скоро. Он давно вышел из-под контроля, но сейчас он ведёт себя нагло, как никогда. Племя его боится, наверное, не станет давать отпор, хоть и не хочет его власти, и он этим воспользуется. И тогда торчать твоей голове на палке, заточенной с двух концов.