Из двух зол
Шрифт:
Под утро, когда половина племени спала вповалку прямо вокруг костра, он незамеченным уполз в пещеру и на четверть часа забылся тяжёлым сном, но вскоре его разбудил Джек — пьяный, злой, с растекающейся по лицу краской. Входя в пещеру, он запнулся о выступ и громко чертыхнулся.
— Джек, чтоб ты знал, я только что заснул, — Ральф сказал это укоризненно, а не язвительно или грубо, но упрёк подействовал на Джека совсем не так, как хотелось бы.
— Тебе, кажется, было велено не разевать пасть в моём присутствии. Или я неправ? А ещё тебе было велено не кормить Седрика. Но ты нарушил уже
Ральф промолчал — ответить ему, конечно, было нечего. По понятиям Джека он был кругом виноват.
— И ты назвал меня Джеком, — в голосе Вождя послышалась угроза. Он шагнул к Ральфу, опустился на колени и навис над ним, дыша кисловатым запахом бродящих фруктов. — Я ведь велел тебе не называть меня так.
Ральф молча смотрел на его лицо. В темноте за маской плохо было видно, но лицо у него было хищное, какое-то кошачье. Джек вообще стал похож на большую дикую кошку — тигра или ягуара. Присмотревшись, Ральф усмехнулся: ему показалось, что даже зубы у него заострились. С удивительной ясностью перед глазами встала картина, как Вождь украдкой подтачивает зубы камнем, и Ральф тихо засмеялся своей нелепой фантазии.
Смеяться было дурацкой идеей, потому что Джека это взбесило.
— Смеёшься? — спросил он тихо и будто бы совсем трезво. — Смейся.
Сразу после этих слов из темноты на Ральфа обрушился мощный удар. Ральф почувствовал, как лопается кожа на губах и горячая кровь заливает подбородок. Джек ударил ещё два раза, а потом, грубо перевернув, содрал с Ральфа набедренную повязку.
***
Наутро, пытаясь вытереть кровь с лица, Ральф буравил взглядом спину Джека. Тот никогда не щадил Ральфа и даже не задумывался о его ощущениях, но в этот раз он, и правда, перегнул палку. И ему было стыдно — настолько, насколько это было для него возможно. Обвиняющий взгляд из глубины пещеры подливал масла в огонь, и Вождь нервничал. Ральф, конечно, был зануда, моралист и дебошир, но обходиться с ним жестоко было ни к чему.
Наконец, Джек не выдержал и повернулся к нему, морщась при виде его окровавленного лица с чёрным синяком на скуле.
— Ну что ты смотришь на меня?
Ральф насмешливо приподнял брови, и Джек стушевался ещё больше.
— Знаешь, — голос Ральфа сочился ненавистью, и Джек почему-то почувствовал себя беззащитным, — ты мог бы проявить больше логики и наказать Роджера, а не меня. Такое чувство, что во всех бедах племени виноват один я.
— На Роджера не наговаривай, — Джек тоже разозлился из-за своей минутной слабости и раскаяния. — Роджер мой помощник и соратник, опора моей власти, он…
— Он не слушается тебя, — перебил Ральф.— Он берёт себе еды, сколько хочет, он отдаёт свои собственные приказы, он забивает одних малышей до смерти, а других вытаскивает из-под твоих охотников и перекладывает под себя. Ты считаешь, это нормально?
— Да, он позволяет себе лишнего, но он мой друг и почти мой соправитель. Ему можно.
— Почти? Это ты хорошо сказал, что почти. Верно мыслишь. Он же считает себя наравне с тобой, всё это время. Ещё когда Хрюша был жив, считал. Ты что, не помнишь? Как он без твоего приказа убил Хрюшу? Ведь знал, что ему за это ничего не будет. А как он учил тебя правильно загонять копья между
— Не зарывайся, Ральф, — Джек дёрнулся к нему и сжал руку на его горле. Не сильно, не чтобы действительно придушить, ну или хоть напугать, а просто чтобы заставить замолкнуть. Ральф говорил ужасные вещи, и Джек, припоминая множество поступков Роджера, понимал, что он прав. Это-то и было ужасно: Роджер был надёжной опорой, которая теперь расшаталась. — Не зарывайся, или мало тебе сегодня досталось?
— А ты всегда готов добавить ещё, да? — зло спросил Ральф, пытаясь оттолкнуть сильную загорелую руку, но пальцы всё время проскальзывали по краске, размазывая узоры, и ничего не получалось.
— Само собой, — процедил Джек. — Мой приказ всё ещё в силе: сиди молча и не вздумай лезть не в свои дела. Это ясно?
— Ясно, — Ральф наконец оттолкнул сдавливавшую его горло ладонь и прокашлялся.
Джек осмотрел руку с размазанными узорами, прикинул, что примерно также должно выглядеть и лицо, и коротко бросил:
— Принеси воды, глины и угля. Сделаешь мне новые узоры.
Ральф хотел было что-то сказать, но Джек окатил его таким взглядом, что пришлось примолкнуть и выбраться из пещеры. Большинство членов племени разбрелись по своим палаткам, чтобы отоспаться после бурной ночи, и только пара малышей изумлённо ахнула, увидев своего защитника с разбитым лицом.
Ральф взял скорлупку с водой, плеснул на руки и умылся, шипя от боли. Ему горько подумалось: что же, каждый день новые ранки залечивать? Вчера Джек рассадил ему локоть, сегодня разбил лицо. А что завтра?
С горем пополам умывшись, Ральф взял другую скорлупу с чистой водой, пару головешек из потухшего костра и несколько скорлупок с влажной глиной разных цветов, которую малыши приносили на палаточную площадку почти каждый день, чтобы охотники могли обновлять свои узоры в любое время.
Джек изваянием самому себе сидел на «постели» из листвы и точил гарпун. Тихо, на грани слышимости он напевал въевшийся в память церковный гимн, и Ральфа передёрнуло: это выглядело действительно жутко. Убийца, дикарь, мерзавец Джек точил оружие и, сам того не осознавая, пел славу Господу.
К счастью, приход Ральфа его отвлёк и от гарпуна, и от гимна. Выглядел Ральф плачевно: разбитые губы на загорелом лице алели ярким пятном, скула почернела и глаз заплыл. Извиняться Джек, конечно, не собирался, но мысленно пообещал себе не уподобляться Роджеру.
Ральф опустился рядом с ним на колени и, взяв горсть сушёных водорослей, смочил их и быстро обтёр его лицо, торс и руки, смывая старый узор. После, добавив в глину ещё немного воды, Ральф помешал её палочкой, доводя до нужной консистенции, и принялся замазывать лицо Джека, на несколько минут ставшее незнакомым и странным без маски. Это было лицо молодого мужчины, почти мальчишки, узкое, веснушчатое, с живыми синими глазами и светло-рыжими ресницами. Ральф постоянно менял ему маску, но всё равно видеть его настоящее лицо было странно.