Из глубины

Чайлд Линкольн

— Зачем это ему? — спросил он вслух. — Что, Королис вам не доверяет?

— Коммандер не доверяет никому, особенно человеку, который получил степень в Пекинском технологическом университете. — Пинг встала, подошла и указала на парящий в воздухе артефакт. — Глядите. Видите лучик? Он кажется ровным. Но если обработать его, то окажется, что он пульсирует — невероятно быстро гаснет и снова загорается — более миллиона раз в секунду.

Крейн смотрел на предмет.

— Да. Мне Ашер говорил.

— Это еще не все. Он выглядит

как обычный луч, правда?

— Разве что очень белый.

— Но это далеко не так. Вообще-то перед нами парадокс. Почти каждое исследование, которое я проводила, выдало аномальные результаты.

— Как же так? Свет и есть свет.

— И я так думала. Но тесты показывают обратное. Вот смотрите, покажу вам пример. Этот прибор, к которому вы прислонились, — спектрограф.

— Такого большого я еще ни разу не видел.

Пинг улыбнулась.

— Это особый фотоэлектрический спектрограф. Он делает то же самое, что и его братья, только быстрее и с большей точностью. Вы знаете принцип работы?

— Он расщепляет луч на спектральные составляющие.

— Верно. Когда материя ионизируется, скажем, под воздействием высокой температуры, она начинает испускать свет. Разные виды материи испускают различные типы светового излучения. Они называются спектральными характеристиками, ими пользуются астрономы. Изучая спектральные характеристики какой-нибудь звезды, можно определить, из чего она состоит.

— Так-так.

— Я использовала спектрограф, чтобы проанализировать луч света, который испускает эта штука. А вот результаты.

С торжествующим видом Пинг обернулась, взяла листок и вручила его Крейну.

Крейн глянул на распечатку и ничего особенного не заметил. На бумаге изображена ломаная линия, с обычными пиками и провалами; извиваясь, она шла из левого угла в правый, ничуть, на взгляд Крейна, не отличаясь от электрокардиограммы.

— Я не много знаю о фотоэлектрической спектроскопии, — сказал он. — Но тут ничего странного не вижу.

— Может быть, для далекой звезды ничего удивительного нет. Но для такого маленького предмета… нет, очень необычно. Вот это, — она указала на несколько резких скачков кривой, — линии поглощения.

— И что?

— Линии поглощения появляются только тогда, когда перед звездой, на которую вы смотрите, есть какой-то другой объект. Например, газовое облако или что-то другое, что блокирует часть спектра, поглощает излучение. Вы никогда не получите такой результат от луча, находящегося в одном помещении с вами.

Крейн, нахмурившись, посмотрел еще раз на распечатку.

— То есть вы утверждаете, что свет, который испускает этот предмет, можно увидеть только у очень далекой звезды.

— Правильно. Спектральная характеристика этого объекта, строго говоря, невозможна.

Крейн помолчал. Вернул распечатку Пинг.

— И это только один из десятка парадоксов, которые я обнаружила, изучая этот маячок. Какой

бы тест я ни провела, результаты ни на что не похожи. Это удивительно, но и досадно тоже. Поэтому я и решила попробовать спектрограф — подумала, что предмет, применяемый астрономами, по крайней мере надежен. — Пинг покачала головой. — А потом, физические составляющие. Прежде всего, почему артефакт испускает луч света? Вы заметили, что луч всегда направлен в одну сторону, как бы предмет ни поворачивали?

— Нет, не заметил.

Крейн потянулся к странному объекту и рассеянно повертел его в пальцах. Маячок послушно подался, но луч оставался на своем месте, неколебимо направленный в потолок, а точка, откуда он исходил, словно плавно двигалась по поверхности. На ощупь предмет был холодный и странно скользкий.

— Любопытно, — сказал Крейн. — Свет исходит из одной и той же точки, как бы сам объект ни был расположен в пространстве. Словно вся поверхность у него может светиться. — Доктор подтянул предмет к себе. Несомненно, сработало воображение — ему показалось, что в руке маячок стал немного теплее. Крейн посмотрел на Хьюи Пинг. — А вот интересно…

И замолчал. Исследовательница резко отступила от него, и на лице ее появилось выражение ужаса и потрясения.

— Что такое? — спросил Крейн.

Доктор Пинг сделала еще шаг назад, спрятавшись за каким-то большим прибором.

— Перчатки, — произнесла она сдавленным голосом.

И тут Крейн ощутил, что кончикам пальцев очень жарко — чуть ли не до боли. Он быстро отдернул руку. Освободившийся артефакт плавно вернулся на свою прежнюю позицию точно в центре помещения.

Крейн пристально смотрел на него, чувствуя, как внезапный приступ страха приковал его к месту. Пинг произнесла всего одно слово, но ее мысль огнем вспыхнула в сознании Крейна:

«Никто не прикасался к маячку без перчаток…»

Когда ощущение жжения в пальцах вдруг усилилось, Крейн почувствовал, как забилось у него в груди сердце, а во рту пересохло. Он только что совершил страшный грех, самую ужасную ошибку, которую может совершить начинающий исследователь. И теперь…

Но дальнейший ход его мысли был прерван внезапным громким звуком сирены. Заскрежетал металл: по всему помещению с лязгом закрылись вентиляционные задвижки. Свет погас, сменившись красным мерцанием аварийных ламп.

Это Пинг нажала кнопку тревоги и заперла их обоих в лаборатории.

27

Крейн стоял, не в силах пошевелиться. От звука сирены, казалось, дрожали стены, а аварийное освещение окрашивало комнату в цвет крови.

Что же произошло? Он тронул неизученный предмет, и его действие вызвало некую реакцию. «О господи, — подумал он, чувствуя, как его захлестывает паника. — Неужели я попал под облучение? Альфа-излучение или медленные нейтроны? Какая доза? И как я…»