Из истории культуры древней Руси
Шрифт:
Позор любимой сестры, оберегавшей год тому назад Ярослава от жестокости Святополка, — это тоже укор Ярославу, который возглавлял «множество вой», но не смог проявить обычной распорядительности полководца. Его полки оказались не построенными вовремя, и в результате сестра его стала наложницей победителя, а ее естественный защитник, брат Ярослав, вместо того чтобы оборонять Киев, ускакал в Новгород, а оттуда собрался бежать за море, к варягам.
Здесь в «Остромировой летописи» освещается самый драматический момент борьбы Новгорода против князя, за независимость. Когда Ярослав пытался сесть на корабль, выступил уже известный нам посадник Константин Добрынин с новгородцами, и они привели в негодность корабли Ярослава, заявляя, что Новгород хочет продолжать борьбу за Киев. Летописец подробно пишет о том, как новгородцы собирали специальный налог для найма кондотьеров-варягов.
Рассказ о
Результат победы Ярослава «Остромирова летопись» рассматривает, прежде всего, с точки зрения новгородцев. Победители-новгородцы были щедро награждены и в качестве главной награды получили от Ярослава какую-то «Правду» и «Устав» — документы, ограждавшие их права.
114
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах, с. 660–661.
В Комиссионном списке Новгородской летописи в этом месте под 1016 г. помещена «Русская Правда». Конечно, это было сделано позднейшим сводчиком и несколько искусственно, так как сюда попала и «Правда Ярославичей» (около 1072 г.), но давно уже высказывалась мысль, что с новгородскими событиями 1016 г. связана «Древнейшая Правда», состоящая из 17 статей, посвященных различным городским происшествиям (убийство, нанесение увечий, оскорбления действием, угрозы, захват чужих коней и оружия и т. п.) [115] .
115
Стратонов И.А. К вопросу о составе и происхождении «Русской Правды». Казань, 1920; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. М.-Л., 1948, с. 240–248.
В списке защищаемых «Правдой» лиц упомянуты различные социальные группы и жители разных сторон (русин-киевлянин и словенин-новгородец), но ничего не говорится о варягах. Статья 10-я специально оговаривает неполноправность варягов [116] . Прав Л.В. Черепнин, считающий, что «Правда Ярослава» «ставит своей задачей тщательную и заботливую защиту местного населения от вооруженных варяжских дружинников» [117] . Быть может, одной «Правдой» не ограничивались «конституционные» трофеи новгородцев: ведь упомянут еще и «Устав», который мог определять нормы взаимоотношений Новгорода и Киева.
116
Привожу параграф 10-й в своем переводе: «Если муж толкнет мужа или потянет к себе, то обиженный должен выставить двух свидетелей, и тогда обидчик платит три гривны. Если же (обидчиком) будет варяг или колбяг, то достаточно только клятвенного утверждения (обиженного)» («…или будеть варяг или колбяг, то на роту»). См.: Памятники русского права. М., 1952, с. 78.
117
Черепнин Л.В. Указ. соч., с. 245. Не могу только согласиться с Л.В. Черепниным относительно того, что «„Правда Ярослава“ — ряд между новгородским обществом и корпорацией варягов» (с. 246). Смысл законодательства заключался в ограждении новгородцев от нанятой князем для своих целей буйной варяжской вольницы. Никаких элементов договора здесь нет. Упоминается не варяжский общественный двор, а дом одного варяга; это тоже против тезиса Л.В. Черепнина.
Включение в летопись документов, полученных новгородцами от Ярослава, создает в тексте известную цезуру. Впечатление цезуры усиливается вставкой, сделанной подобострастным церковником (см. выше), перечислившим все заслуги Ярослава за полтора десятка лет. Шахматов полагал, что вписанием ярославовой грамоты кончалась завершенная в 1017 г. летопись, которая велась при владычном дворе епископа Иоакима [118] . Не отрицая в принципе возможности существования новгородской летописи начала XI в., никак нельзя признать ее епископской. Все разобранные выше сведения носят чисто светский характер: герои событий никогда не обращаются ни к богу, ни к святым. Ни в рассказах о ранней истории Новгорода, ни в повести о плохом княжении Ярослава нет ни одной черты провиденциализма, неизбежного в церковной литературе.
118
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах, с. 509, 660–661.
Перед нами произведение, вышедшее не из епископского окружения, а из новгородской боярской среды. Это подтверждается, хотя и печальным, но очень точным рассказом о судьбе политического вождя новгородского боярства, организатора помощи Ярославу посадника Константина Добрынина.
То, что летописец не сообщает ничего ни о причине княжеского гнева, ни о виновности посадника Константина, которая могла бы как-то обелить неблагодарного князя, свидетельствует о том, что автор «Остромировой летописи» не стремился оправдать Ярослава и сохранил для потомков лаконичную, но точную, протокольную запись, внесенную в текст уже после казни Константина. Время ареста и казни посадника Константина нам достоверно не известно. Запись об этом находится в нарушенном месте летописи и явно не может относиться к 1019 г., так как тогда нужно было бы признать, что арест произошел в 1016 г., а мы знаем, что вмешательство Константина в дела Ярослава происходило в 1018 г.
Судя по всей исторической обстановке, репрессии Ярослава по отношению к новгородскому посаднику были маловероятны в 1016–1030 гг., когда князю очень нужны были союзники. В 1036 г. князь Ярослав стал «самовластцем» на Руси, враги его были побеждены, и в Новгород он явился с тремя новостями: поставил там князем своего 14-летнего сына Владимира, на вакантное место на кафедре посадил епископа Луку (Ефрем 5 лет «учил», но не был посвящен в сан) и дал Новгороду какую-то новую грамоту. Формула передачи грамот новгородцам в 1016–1019 гг. и в 1936 г. весьма различна. В 1016–1019 гг.: «И да им Правду и Устав списа в грамоту»; в 1036 г.: «И людем написа грамоту, рек — по сей грамоте дадите дань».
Обстановка в 1036 г. была более подходящей для расправы с главой новгородского боярства, чем в 1019 г. Наличие в оригинале летописи двух грамот в двух разных местах могло спутать позднейших сводчиков, и рассказ о Константине мог соседствовать с другой грамотой, т. е. находиться не на своем месте.
Если бы подтвердилось предположение о расправе Ярослава с Константином в 1036 г., то это событие можно было бы рассматривать в связи с другим событием точно такого же порядка: в этом же году Ярослав арестовал своего брата Судислава, псковского князя, княжившего там полстолетия, и засадил его пожизненно в поруб. Расправа с Судиславом была проявлением автократизма Ярослава.
Выше уже приводилось мнение Д.И. Прозоровского о том, что посадник Остромир, поставленный после смерти Ярослава, был сыном Константина Добрынина. Нельзя доказать степень их родства, но несомненно, что Остромир был близким родственником Константина. Поэтому понятно, что летопись, условно названная мною «Остромировой», должна была упомянуть о смерти Константина Добрынина, несмотря на то что причиной ее была воля самого князя.
На протяжении 1017–1054 гг. «Остромирова летопись» теряет свою монолитность, здесь чаще ощущаются вкрапления других источников, более зависевших от киевского князя, но голос новгородца, не простившего Ярославу своих обид, продолжает слышаться.
Описание знаменитой Лиственской битвы 1024 г. полно сочувствия отважному тмутараканскому князю; нелюбовь к варягам (наняты Ярославом) сказалась в том, что летописец старательно напоминал читателю о поражении варягов и варяжского князя Якуна. Последний выпад в адрес Ярослава содержится в статье 1036 г., когда летописец упомянул о походе Ярослава на ятвягов с ядовитым примечанием — «и не можаху их взяти».
Яркая антиваряжская статья содержится в летописи под 1043 г. Она записана, вероятно, со слов Вышаты Остромирича, воеводы, участвовавшего в морском походе на Византию. Здесь совершенно четко варяги отделены от русских: когда корабли дошли до дунайских гирл, «рекоша Русь Володимеру: станем зде на поли. А Варязи рекоша пойдем в лодиях под город» [119] .
119
ПСРЛ, т. I, с. 137. Софийская 1-я летопись.