Шрифт:
Роберт ШЕКЛИ
ИЗ ЛУКОВИЦЫ В МОРКОВЬ
Вы, конечно, помните того задиру, что швырял песком в 97-фунтового хиляка? А ведь, несмотря на притязания Чарльза Атласа, проблема слабого так и не была решена. Настоящий задира любит швырять песком в людей; в этом он черпает глубокое удовлетворение. И что с того, что вы весите 240 фунтов (каменные мускулы и стальные нервы) и мудры, как Соломон, - все равно вам придется выбирать песок оскорбления из глаз и, вероятно, только разводить руками.
Так думал Говард Кордл - милый, приятный человек,
Главное, люди, казалось, сами стремились к подобным поступкам, искали, как бы насолить своему ближнему.
Кордл не понимал, почему так должно быть. и терялся в догадках. Но в один прекрасный летний день, когда он путешествовал по Северной Испании, явился ему бог Тот-Гермес и нашептал слова прозрения:
– Слушай, крошка, клади в варево морковь, а то мясо не протушится.
– Морковь?
– Я говорю о тех типах, которые не дают тебе жить, - объяснил Тот-Гермес.
– Они должны так поступать, потому что они - морковь, а морковь именно такая и есть.
– Если они - морковь, - произнес Кордл, начиная постигать тайный смысл, тогда я...
– Ты - маленькая, жемчужно-белая луковичка.
– Да. Боже мой, да!
– вскричал Кордл, пораженный слепящим светом истины.
– И, естественно, ты и все остальные жемчужно-белые луковицы считаете морковь весьма неприятным явлением, некоей бесформенной оранжевой луковицей, в то время как морковь принимает вас за уродливую круглую белую морковь. На самом же деле...
– Да, да, продолжай!
– в экстазе воскликнул Кордл.
– В действительности же, - объявил Тот-Гермес, - для каждого есть свое место в Похлебке.
– Конечно! Я понимаю, я понимаю, я понимаю!
– Хочешь порадоваться милой невинной белой луковичкой, найди ненавистную оранжевую морковь. Иначе будет не Похлебка, а этакая... э... если так можно выразиться...
– Бульон!
– восторженно подсказал Кордл.
– Ты, парень, кумекаешь на пять, - одобрил Тот-Гермес.
– Бульон, - повторил Кордл.
– Теперь я ясно вижу: нежный луковый суп - это наше представление о рае, в то время как огненный морковный стаар олицетворяет ад. Все сходится!
– Ом мани падме хум, - благословил Тот-Гермес.
– Но куда идет зеленый горошек? Что с мясом?
– Не хватайся за метафоры, - посоветовал Тот-Гермес.
– Давай лучше выпьем. Фирменный напиток!
– Но специи, куда же специи?
– не унимался Кордл, сделав изрядный глоток из ржавой походной фляги.
– Крошка, ты задаешь вопросы, ответить на которые можно лишь масону тринадцатой ступени в форме и белых сандалиях. Так что... Помни только, что все идет в Похлебку.
– В Похлебку, - пробормотал Кордл, облизывая губы.
– Эй!
– заметил Тот-Гермес.
– Мы уже добрались до Коруньи. Я здесь сойду.
Кордл остановил свою взятую напрокат машину у обочины дороги. Тот-Гермес подхватил с заднего сиденья рюкзак и вышел:
– Спасибо, что подбросил, приятель.
– Да что там... Спасибо за вино. Кстати, какой оно марки? С ним можно антилопу уговорить купить галстук, Землю превратить из приплюснутого сфероида в усеченную пирамиду... О чем это я говорю?
– Ничего, ерунда. Пожалуй, тебе лучше прилечь.
– Когда боги приказывают, смертные повинуются, - нараспев проговорил Кордл и покорно улегся на переднем сиденье. Тот-Гермес склонился над ним; золотом отливала его борода, деревья на заднем плане венцом обрамляли голову.
– Как ты себя чувствуешь?
– Никогда в жизни мне не было так хорошо.
– Ну, тогда привет.
И Тот-Гермес ушел в садящееся солнце. Кордл же с закрытыми глазами погрузился в решение философских проблем, испокон веков ставивших в тупик величайших мыслителей. Он был несколько изумлен, с какой простотой и доступностью открывались ему тайны.
Наконец он заснул и проснулся через шесть часов. Он забыл все решения, все гениальные догадки. Это было непостижимо. Как можно утерять ключи от Вселенной?.. Но непоправимое свершилось, рай потерян навсегда.
Зато Кордл помнил о моркови и луковицах и помнил о Похлебке. Будь в его власти выбирать, какое из гениальных решений запомнить, вряд ли бы он выбрал это. Но увы. И Кордл понял, что в игре внутренних озарений нужно довольствоваться тем, что есть.
На следующий день с массой приключений он добрался до Сантандера и решил написать всем друзьям остроумные письма и, возможно, даже попробовать свои силы в дорожном скетче. Для этого потребовалась пишущая машинка. Портье в гостинице направил его в контору по прокату машинок. Там сидел клерк, превосходно владеющий английским.
– Вы сдаете по дням?
– спросил Кордл.
– Почему же нет?
– отозвался клерк. У него были маслянистые черные волосы и тонкий аристократический нос.
– Сколько за эту?
– поинтересовался Кордл, указывая на портативную модель "Эрики" тридцатилетней давности.
– Семьдесят песет в день, то есть один доллар. Обычно.
– А разве мой случай не обычный?
– Разумеется, нет. Вы иностранец, и проездом. Вам это будет стоить сто восемьдесят песет в день.
– Ну, хорошо, - согласился Кордл, доставая бумажник.
– На три дня, пожалуйста.
– Попрошу у вас еще паспорт и пятьдесят долларов в залог.
Кордл попытался обратить все в шутку;
– Да мне бы просто попечатать я не собираюсь жениться на ней.
Клерк пожал плечами.
– Послушайте, мой паспорт в гостинице у портье. Может, возьмете водительские право.
– Конечно, нет! У меня должен быть паспорт - на случай, если вы вздумаете скрыться.
– Но почему и паспорт, и залог?
– недоумевал Кордл, чувствуя определенную неловкость.
– Машинка-то не стоит и двадцати долларов.