Из мрака
Шрифт:
Из высоких стеклянных дверей льётся поток женских фигур в облаках кисеи и газа. В лиловом свете электрического солнца глаза кажутся больше, лица бледнее.
Группа молодёжи, студентов и офицеров заняла наблюдательную позицию на углу ступеней. Называют имена, раскланиваются.
— Доктор, знаешь, кто это?
— Э?
— Дочь французского агента. Недурна? Говорят, восемь миллионов.
— Маленьких, сэр. Я согласен подписать вексель на эту сумму, только бы избавиться от её мамаши.
— Француженки скоро отцветают. Послушай, доктор, перед кем это ты так рассыпался?
— Профессор Нуар, председатель чумной комиссии.
— Тот самый, у которого дочь удушили туги? Дорогой сэр, что ж вы меня не предупредили. Герой сенсационного процесса.
— Никакого процесса не будет: профессор отказался от всяких обвинений. Мне передавали, будто арестованные выпущены по его же ходатайству.
— Ну да. Так всегда! Церемонимся с этой сволочью, ищем популярности, а когда дело дойдёт до бомб либо восстания, хватаемся за ум. В прошлом году в Непале, теперь в Каунпоре…
— Чушь! Каунпорские волнения на экономической почве. Двигаемся, джентльмены. Больше никого…
— Кто это? Кто? Абхадар-Синга? Жена? Очень шикарна, очень… Сразу видна европейская кровь. Целая свита… Ах, уронила…
Публика в дверях уже редела. И на тёмном фоне полуосвещённого вестибюля тонкая женская фигура в костюме трудно передаваемой окраски, цвета стали с искрами золота, казалась прозрачной, сотканной из густевшей позади неё темноты.
В темноте, в воздухе будто висело бледное лицо с прозрачными голубыми глазами.
И у горла, чуть открытого скромным вырезом платья, там, где точеная бледная рука прихватила тонкими пальцами вуаль, зловеще мерцал кровяным глазом чудовищный рубин.
Две хорошеньких индуски, эмансипированные, затянутые в корсеты, очаровательные со своими огромными наивными глазами обитательниц джунглей, перекидывались с обладательницей рубина весёлыми фразами, сверкая ослепительными зубами.
Позади с каменными смуглыми лицами, опушёнными иссиня-чёрной кудрявой растительностью, опустив наполовину тяжёлые веки, медленно двигалось двое туземцев-выездных.
Бледная красавица остановилась на минуту на пороге вестибюля. Внезапно испуганно ахнула, отступила на шаг. И тотчас померк кровавый глаз рубина. Должно быть, брошь отстегнулась, упала, потому что все разом с тревогой наклонили головы, и каменные изваяния в тюрбанах сразу ожили, быстро продвинулись вперёд.
В ту же минуту стройная фигура, затянутая в офицерский мундир, сделала порывистый шаг, наклонилась и поклоном передала драгоценность собственнице.
Было видно, как красавица с голубыми глазами обернулась к офицеру, как благодарила, сразу затмив улыбкой тусклое миганье электрических фонарей. Она, должно быть, протянула руку, и офицер приложился к руке с поцелуем — было видно, как выпрямился потом рассечённый безукоризненным пробором затылок.
Миссис Абхадар-Синг со своей свитой поместилась в шикарный «электрик», шофёр взялся за руль, и офицер, поднявший драгоценность, проводил автомобиль глубоким, но сдержанным поклоном. Так кланяются очаровательной женщине, с которой не имеют чести быть знакомым.
— Саммерс! — окликнули офицера из группы молодёжи со ступеней.
Офицер, поднявший рубин, сильно вздрогнул. Тревожно стянув брови над переносьем, повернулся на голос.
— Э… Вильсон!
Офицер, видимо, сразу успокоился, взбежал, звеня шпорами, на подъезд.
— Хо, хо, сэр! Вы не теряете времени в командировке. Что она вам сказала?
— Кто? Ах, эта дама? Странное дело, сэр; что же ей было сказать? Поблагодарила, разумеется.
— И только всего?
— Хо, хо! Вильсон удивлён, что она не предложила Саммерсу рупию.
— Очевидно. Кстати, вы, кажется, знаете кто это?
— А вы, сэр, будто бы не знаете?
— Я же бываю в Дели раз в год.
— Таинственная красавица, сэр, таинственная. Никто не знает, кто и откуда. Нигде не бывает в обществе. Миллионерша. Сплетничают, будто талукдир Абхадар-Синг вывез её из Европы.
— Ах, так это жена Абхадар-Синга? Слышал, но не подозревал, что у старика такая куколка. Однако время — деньги. Кто куда?
— У меня бридж у Гордонов.
— Я поспею ещё на заседание, в банк.
— Кто же ложится спать в двенадцать часов? У Джексонов сегодня танцуют.
— В таком случае я вам не пара. И так измучился за день. Завтра с семичасовым в Бенарес. Я и не ужинал ещё.
Саммерс торопливо пожал приятелям руки, вскочил в первый попавшийся таксомотор, снова откозыряв, крикнул шофёру:
— Клуб «Меркурий».
III
— Стой, говорят тебе!
— Но… сахиб нанимал машину до клуба «Меркурий».
Саммерс в бешенстве рванул бронзового шофёра за ворот, распахнул дверцы автомобиля и, путаясь шпорами, соскочил на дорогу.
— Тупое животное!
Саммерс бросил кредитку на сиденье, быстро перебежал мост и скрылся в переулке мусульманского квартала.
Он очутился здесь, должно быть, не в первый раз. Смело переходил улицы, не задерживаясь на перекрёстках, менял направление. Окунулся в тень у стены выбеленного одноэтажного домика с плоской крышей. Несколько раз настойчиво стукнул особым телеграфным стуком в деревянную дверь, не достающую на четверть до верхнего косяка.
Несколько минут никто не отзывался. Саммерс готовился уже повторить стук.
Потом в темноте над дверью испуганно блеснули глаза. С грохотом отодвинули засов.
— Сахиб? Да благословит Аллах…
На пороге почтительно выгнулась коренастая фигура смуглого чернобородого сипая. Обитатель белого домика, очевидно, только что соскочил с постели. Кое-как накинул на плечи форменный китель с петлицами младшего инспектора наружной полиции; на ногах широкие туземные шаровары, складками сползшие до полу. Тюрбана второпях не успел повязать, и бритый череп прикрыт крошечной вышитой тюбетейкой.