Из огня да в полымя: российская политика после СССР
Шрифт:
Скорее всего, можно ожидать, что электоральный авторитаризм в России после 2012 года ждут новые перемены. Пока преждевременно обсуждать возможные механизмы и темпы этих изменений – слишком многое здесь зависит не только от действий режима и от шагов оппозиции на различных политических аренах, но и от ряда других факторов. Поскольку, по всей вероятности, статус-кво будет становиться все более хрупким, режим станет давать все новые трещины, и риск быть погребенными под его обломками для правящей группы и для оппозиции будет возрастать, то в условиях сужения временного горизонта дальнейшее развитие событий в стране может становиться все менее предсказуемым. И все же обсудим возможные сценарии дальнейшей трансформации политического режима в России – этому будет посвящена заключительная глава книги.
Глава 6. Повестка на завтра
Для специалистов в области социальных наук, пожалуй, нет более востребованной и более сомнительной деятельности, нежели прогнозирование будущих событий и процессов. От экономистов широкая публика ожидает, прежде всего,
228
См.: Carrere d\'Encausse Н., L\'Empire eclate. Paris: Flammarion, 1978.
На самом деле, проблема заключается отнюдь не в том, что политические прогнозы тех, кого принято считать экспертами, не намного чаще оказываются фактически верными, да и содержательно обоснованными, нежели предположения интересующихся политическими новостями дилетантов, подобных «пикейным жилетам» из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Ведь практически все прогнозы политического развития – исходят ли они от специалистов или от «пикейных жилетов» – строятся как проекция в будущее ситуации, существующей в настоящее время, с теми или иными поправками. Реальное же развитие событий подчас подчиняется иной логике, понять которую не всегда возможно, особенно с учетом влияния неожиданных и зачастую непредсказуемых факторов, резко меняющих все возможные сценарии. Иногда участникам прогнозов удается предугадать эти факторы, но чаще всего – нет, и тогда политическое прогнозирование превращается в вариант даже не тотализатора, а игры в лотерею.
Тогда зачем нужны всевозможные научные и наукообразные рассуждения о будущем и мира политики в целом, и российской политики в частности? Думается, это занятие все же имеет немалый смысл. Стоит согласиться с мнением Даниэля Трейсмана, полагающего, что «если мы не можем определить, какой из путей выберет история, размышления над их конфигурациями, развилками и пересечениями все равно полезны. Это, по меньшей мере, даст возможность быть готовыми быстро интерпретировать реальное развитие событий. Вместе с тем попытки „систематизировать“ будущее формируют определенную перспективу мышления и привычку видеть перспективу, что полезно и при осмыслении настоящего. Вы волей-неволей начинаете думать о том, как сочетаются друг с другом разные аспекты действительности» [229] .
229
Трейсман Д. Политэкономия российского развития // Pro et Contra, 2011. Т. 15, № 1–2. С. 89.
Итак, мы начнем с характеристики нынешнего положения дел в российской политике (по состоянию на июнь 2012 года) и тех тенденций и ограничений, которые препятствуют кардинальным преобразованиям, с одной стороны, и способствуют сохранению статус-кво, с другой. Затем, рассмотрев вариант закрепления этого положения дел в более или менее длительной перспективе (загнивание), обсудим возможные альтернативы такому развитию событий: варианты «закручивания гаек», предполагающего установление в России репрессивного авторитарного режима (жесткая рука), быстрого и внезапного коллапса нынешнего режима, и наконец, его постепенной («ползучей») демократизации и связанных с ней как шансов, так и реальных либо мнимых опасностей. Некоторые общие суждения о закономерностях политического развития нашей страны станут логическим завершением этой главы и книги в целом.
Диагноз: «институциональная ловушка»
К началу лета 2012 года, казалось, в России восстановилось политическое равновесие по образцу того порядка вещей, который был присущ стране в предшествующее десятилетие. Путин вернулся на пост президента, распределив ключевые позиции и источники ренты («кормушки») среди участников своей «правящей коалиции». «Попутчики» режима в лице «системных» оппозиционных партий, представителей бизнеса, да и значительной части «прогрессивной» общественности, то ли по доброй воле, то ли вынужденно смирились с сохранением статус-кво. Волна массовых протестов в Москве и других городах после серии стычек с полицией выродилась в хотя и не малочисленные, но безопасные для властей хэппенинги. Уступки, которые Кремль сделал общественности, – такие, как возвращение к всеобщим выборам глав исполнительной власти регионов, – оказались выхолощены до того предела, за которым они уже не могли нанести урон правящей группе. Экономика страны росла, хотя и не слишком впечатляющими темпами. Наконец, уровень массовой поддержки властей россиянами, судя по данным опросов, если и не вернулся к временам «золотого века» первого президентства Путина, то, по крайней мере, явно далек от критического спада конца 2011 года.
Поэтому, в общем и целом, можно утверждать, что российские правящие группы смогли достичь своих целей, обеспечив становление и последующую консолидацию важнейших институтов – формальных и неформальных «правил игры» в российской политике, своего рода институционального «ядра» российского политического режима [230] . К этим «правилам игры» относятся:
монопольное господство главы государства в сфере принятия ключевых политических решений (персонализм);
230
Статья 6 Конституции СССР 1977 года предоставляла КПСС официальный статус «ядра политической системы» страны (что вполне соответствовало действительности). Аналогично можно говорить об институциональном «ядре» политического режима в сегодняшней России.
отсутствие открытой электоральной конкуренции элит на фоне несвободных и несправедливых выборов (электоральный авторитаризм);
и де-факто иерархическая соподчиненность региональных и местных органов власти и управления («вертикаль власти»).
Эти «правила игры» явно несовершенны, поскольку им имманентно (неизбежно и неустранимо) присуща неэффективность, проявлениями которой служат крайне высокий уровень коррупции (которая, помимо прочего, создает и стимулы к лояльности почти всех сегментов элит); скрытая, но весьма жесткая борьба заинтересованных групп («башен Кремля») за доступ к ренте и за передел ресурсов; и, в конечном итоге, неспособность правящих групп к проведению реформ, которые могут нарушить сложившееся равновесие (что объясняет и неэффективность попыток авторитарной модернизации страны). Тем не менее, нынешние правила игры, говоря словами Дугласа Норта, если и не полностью служат «интересам тех, кто занимает позиции, позволяющие влиять на формирование новых правил» [231] , то, по крайней мере, на сегодняшний день позволяют эти интересы не ущемлять.
231
North D. Institutions, Institutional Changes, and Economic Performance. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 16.
Но за внешними контурами восстановления политического равновесия в России кроется глубокое разочарование и нарастающее недовольство тем порядком вещей, который вновь претендовал на свою безальтернативность как на нечто само собой разумеющееся. Это недовольство фиксировали не только массовые опросы и фокус-группы с участием представителей различных социальных групп в разных городах и регионах стран, но и опросы и социологические интервью с участием представителей российских элит. Еще в 2008 году исследование элит, проведенное под руководством Михаила Афанасьева, продемонстрировало, что большинство российского правящего класса поддерживало демократизацию страны, выступая за проведение свободных выборов, конкуренцию партий, ограничение власти президента – но, однако, при этом весьма значительный по численности сегмент «силовиков» в российских элитах жестко выступал против любых демократических начинаний [232] . На фоне «опрокидывающих выборов» и протестов зимы 2011–2012 годов размежевания в элитах и в обществе и рост неприятия статус-кво лишь усилились.
232
См.: Афанасьев M. Российские элиты развития: запрос на новый курс. М.: Либеральная миссия, 2009.
На первый взгляд, нарастание спроса на перемены в различных группах российского общества при продолжающемся предложении все той же прежней «стабильности» со стороны российских властей грозит стать источником политической напряженности в стране и повлечь за собой смену режима. Однако такой вывод был бы преждевременным и необоснованным. Ведь на практике политическое равновесие может поддерживаться не только благодаря привлекательности действующего порядка вещей, но и в силу того, что альтернативы ему выглядят непривлекательными или мало реалистическими, а главное – в силу того, что издержки перехода от одного порядка вещей к другому представляются запредельно высокими (сравнимыми с теми, которые пришлось заплатить российскому обществу в ходе «тройного перехода» 1990-х годов). Как говорится в известной песне: «и уж если откровенно, всех пугают перемены», особенно на фоне недавнего опыта «лихих 1990-х», который воспринимается весьма негативно. Представители бизнеса опасаются рисков нового передела собственности, работники предприятий отраслей, зависящих от государственных заказов, боятся структурных реформ и вызванной ими безработицы, умеренно лояльные властям «системная» оппозиция и «прогрессивная» общественность полагают, что в случае смены режима они не просто окажутся на периферии влияния, но и будут отодвинуты от выделенных им нынешними властями «кормушек». Иначе говоря, для многих из тех, кого не устраивает нынешнее положение дел в стране, сохранение статус-кво оказывается меньшим злом по сравнению с кардинальными политическими преобразованиями.