Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Шрифт:
И вот ищут того, кто приобщит ребенка к царству Всевышнего; ищут, наконец, кто его окрестит. Находят священника и крестного отца. Священник молвит:
– Кто осмелится теперь предсказать судьбу этого бедного ребенка?
Тогда Вяйнемяйнен, который появляется в каждой руне, подходит и говорит:
– Пусть отнесут ребенка на болото, пусть переломают ему руки и ноги и пусть разобьют его голову молотом.
Но сын Марии, едва ли двух недель отроду, заговаривает и отвечает:
– Старик из дальних краев, Рюнайа из Карьялы [156] , ты произнес безумное решение, ты неправедно истолковал
156
Карьяла или Карьяланселькя - почти 200-километровая гряда высотой до 335 метров на востоке Финляндии, таежные заболоченные леса.
Конечно, финляндский закон осуждал на смерть внебрачных и незаконнорожденных детей, как еврейский закон осуждал их на гражданскую смерть. Заявляя право на жизнь, ребенок Мариетты защищает в то же время честь своей матери. И, продолжает руна, священник окрестил ребенка, и короновал его как короля леса, и отдал ему на попечение остров сокровищ.
Тогда старый Вяйнемяйнен, краснея от гнева и стыда, спел последнюю песню; затем он сделал себе бронзовую лодочку, барку с железным дном, и в этой барке уплыл далеко в величавые просторы - до нижних пределов неба. Там его барка остановилась, там закончился ее путь; но он оставил на земле свою арфу и свои великие руны, которым быть вечной радостью Финляндии.
Двух отрывков из них, что мы только что привели, один в стихах и другой в прозе, будет достаточно, чтобы дать представление о поэтическом гении финляндцев - народа одновременно нежного и сильного, который среди густых туманов Финляндии еще несет на себе отсвет своей первой родины - Азии.
Теперь от поэзии переходим к литературе; эти две вещи не надо путать.
Мы поведали об античной поэзии, о финской романтической эпопее и хотим сказать, что, кроме этих великих устных традиций, сфокусированных в песнях Гомера и цикле романов Шарлеманя, есть другая литература.
Только она - литература завоевателей, то есть шведская. И повторим, что, в самом деле, одно идет от поэзии, другое - от литературы.
При этом стоит упомянуть: как почти всюду, литература берет верх над поэзией.
Три современных автора, Шоро [Choraus], Францен [Franzen] и Рюнеберг [Runeberg], - все трое финны, но выпускники шведского университета в Або - представляют эту литературу. Попытаемся сейчас показать гений этих поэтов; цитирую стихи каждого из них; легко заметить, что меланхолия сохранилась, а оригинальность исчезла.
Первое стихотворение принадлежит Шоро. Он был сыном бедного священника, в 16 лет остался сиротой. Родился в 1774-м в Кристианстаде, умер в 1806 году в Або. Ему было 32 года. Стихотворение озаглавлено «Дума о моей могиле». Оно - современник «Листопада». Знал ли Шоро французского поэта. Возможно; но, более чем уверен, французский поэт не знал поэта финляндского. Вот это стихотворение. Вы убедитесь, что нет ни одного довода за то, что оно не идет от Гете, Байрона или Ламартина [приведен французский перевод 9 четверостиший]:
Где будет моя могила? В каком уголке земли Я упокоюсь, забытый, одинокий?..Что касается Францена, у меня перед глазами нет ничего из его трудов, о которых говорит Мармье в своих этюдах о поэтах Севера. Поэтому сейчас я возьму у него взаймы все - отрывок в прозе, отрывок в стихах. Читатель
Наш ученый друг говорит:
«Францен - поэт породы хрупкой, мечтательной, идиллической, который несет в себе весь мир мыслей и, как цветы, роняет их на своем пути. Во Франции мне не с чем сравнить его стихи, разве только с несколькими самыми несложными из баллад Мийвуа [или Мильвуа]. В Германии можно было бы поместить их рядом со стихами Виотти и Мафенона. В Англии, в некотором отношении, они напоминали бы элегию Бернса. Но Бернс более глубок и разнообразен и, если потребовалось бы еще подобрать им пару в Италии, не нашли бы ничего, кроме идиллии Метастаза».
Чтобы дать представление о гении поэта, Мармье перевел стихотворение Францена под заглавием «Единственный поцелуй».
Вот оно [французский перевод семи четверостиший]:
Ты уезжаешь; у кромки прибоя останавливаюсь и вздыхаю; Смотрю на тебя еще, завтра я буду один…Францен, 1772 года рождения, оставил длинную бесконечную поэму о Христофоре Колумбе.
Самый сильный из трех поэтов - Рюнеберг - жив, по крайней мере, еще недавно был жив. Родился в 1806 году в городе Борго [Борга, Швеция], за три года до моего посещения Санкт-Петербурга преподавал в гимназии родного города. Поездка в Або, где он учился, была самым большим событием в его жизни.
Мы сказали, что Рюнеберг был самым сильным из троих. Несомненно, это потому, что из троих он в наибольшей степени финляндец; одна из его поэм напоминает древнюю руну; мы сожалеем, что у нас перед глазами ее нет, чтобы всю целиком предложить нашим читателям; вдалеке от какой бы то ни было библиотеки, мы вспоминаем и описываем ее сюжет, вот и все.
Ее название «Могила Пирро».
Был ли известен Рюнебергу эпизод из произведения Торкий дю Шена «Красавица из Перта», когда он выстраивал эту поэму? Знал ли он легенду о старике из Монт-Аперто и шести его сыновьях, когда он ее писал? Я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, вот финляндская легенда, придуманная или переложенная на стихи Рюнебергом.
У старика-финляндца шесть сыновей. Они отправляются походом на бандитов, опустошающих страну, попадают в засаду и погибают от руки бандитов, за исключением одного. Отец приходит на место боя за телами своих сыновей. Он думает найти там шесть трупов, а насчитывает только пять. Его первый порыв - оплакать мертвых, но вдруг слезы останавливаются. Почему пять, а не шесть трупов? Для счета чести не достает одного. Тот, кого не хватало, это тот, на кого, как он верил, он мог больше всего рассчитывать, кого любил больше других, его старший сын Томас. Что сталось с Томасом? Бросил ли он своих братьев? Этот вопрос терзает старика, страдающего больше от сомнения и стыда, когда он думает о Томасе, чем от факта смерти, постигшей пятерых других его сыновей.
Нет, старику не прибавилось горя. Он мог оплакать своих пятерых сыновей и гордиться шестым: того не было с пятью братьями, когда они попали в засаду. Он слишком опоздал, чтобы их спасти или с ними умереть. Но, увидев их окровавленные трупы, он бросился преследовать убийц, перебил их одного за другим и принес отцу голову их предводителя.
Старик, который не умер от горя при виде трупов своих пяти сыновей, умирает от радости, обнимая шестого.
Теперь, вот элегия Рюнеберга в современном понимании, то есть более шведское произведение, чем «Могила Пирро» [приведен французский перевод семи четверостиший]: