Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
Шрифт:
Деланж велел кучеру выпрячь коня и тянул его на вожже до тех пор, пока не перетащил на твердый грунт. Как только животное надежно стало на ноги, Деланж вскочил на него и помчался во весь опор.
– Кстати, - крикнул я ему, - прихватите веревки, по возможности, самые длинные и самые прочные.
Через 10 минут Деланж появился с четырьмя лошадьми, двумя помощниками и доской.
– У тебя есть все, что нужно, - сказал мне Нарышкин, - надеюсь, ты сейчас вытянешь нас отсюда.
– Если только ты не захочешь тащить отсюда самого себя.
– Черт возьми, нет, ты сказал, что это тебе виднее.
– Тогда спокойствие в рядах, и пусть повинуются командующему.
– Хорошо, - говорит Деланж, - понимаю.
– Образуйте цепочку с вашими людьми.
Разгрузка началась. В момент дорожные сундуки и несессеры оказались возле нас, это было добрых две сотни килограммов, из которых ничего больше нас не обременяло.
– Теперь?
– говорит Деланж.
– Теперь выпрягайте лошадей.
– Всех?
– Всех.
– Тогда ты идешь тянуть возок, - говорит Нарышкин.
– Может быть.
Он пожал плечами.
– Лошади выпряжены, - говорит Деланж.
– Постарайтесь заставить их выбраться из песка.
Полностью освобожденные от груза, который тащили, лошади выбрались оттуда с помощью нескольких ударов кнута. Они выведены, как и мы, на твердый грунт.
– Теперь внимание, Деланж.
– Я здесь.
– Соедините веревкой, во всю ее длину, ваших четырех свежих коней с экипажем, а восемь уставших лошадей - с четырьмя свежими.
– Хорошо, черт возьми, - говорит Деланж, - думаю, что сейчас это все-таки пойдет, месье Нарышкин.
– Еще бы!
– выдал я.
Во всю длину веревок протянули от застрявшего экипажа упряжь для четырех свежих коней и к ним припрягли 8 уставших лошадей.
На твердом грунте стояли 12 лошадей. Они повезли бы артиллерийское орудие 80-го калибра; с первого усилия они вытащили экипаж.
– Отлично?
– сказал я Нарышкину.
– Изящная хитрость!
– отозвался он.
– И мне она удается, как фокус с яйцом [220]– Христофору Колумбу.
Затем я обратился к Деланжу:
– Теперь, - сказал я ему, - велите вашим людям вручную перенести на другую сторону горы дорожные сундуки и кейсы и верните теперь же не менее четырех лошадей на земную твердь, тогда как другие будут выпутываться, как смогут.
– А мы, в таком случае, пойдем пешком?
– сказал Нарышкин.
220
Фокус с яйцом - один из друзей вашего переводчика, инженер путей сообщения Юрий Волькович, напоминает об эпизоде, когда Христофору Колумбу стали доказывать, что открыть Вест-Индию смог бы чуть ли не каждый; слушая завистников, великий мореплаватель предложил им поставить куриное яйцо на попа; у них это не получилось, а Колумб стукнул яйцом о стол, скорлупа снизу смялась, и оно заняло устойчивое вертикальное положение; таким образом, он показал, что даже простое решение осеняет не каждого.
– Не очень утомишься - пройти пешком осьмушку версты?
– Однако, мне кажется, когда есть экипаж, он не для того здесь, чтобы ходить пешком.
– А! Друг мой, какое заблуждение! Я никогда столько не ходил пешком, чем тогда, когда у меня были экипажи.
Экипаж съехал с другой стороны горы как по маслу: он был вновь загружен, и мы вернулись на свои места.
– Ну, теперь, - сказал я Нарышкину, -
– Ни копейки! Почему они лучше не содержат дороги?
– А почему Россия - страна, где в реках нет достаточно воды и где слишком много песка на дорогах? Дай четыре рубля, или я дам восемь, и это я, кто станет большим сеньором, тогда как ты не будешь даже поэтом.
– Деланж, выдай им 12 рублей, и пусть они убираются к дьяволу!
– Деланж, дайте им 12 рублей и скажите, что князь благодарит их и желает им всяческого благополучия.
– Я не князь. Был бы князем, они получили бы наказание розгами и прочее.
– Вот первая резонная вещь, какую ты сказал за день; поэтому в награду Женни немедленно тебя поцелует.
– Вы милы! Значит, это я, кто платит за битые горшки.
– Платите, платите, Женни; чем больше женщины платят этой самой монетой, тем больше у них остается.
Я не знаю, есть ли в мире человек более брюзжащий, более знатный, более благородный и более великий властелин разом, чем Нарышкин. Поверьте мне, что это прекрасно - потомственный русский боярин, приобщаемый к культуре француженкой.
Два наших человека и восемь лошадей возвращались, а мы продолжали путь без дальнейших происшествий. Только вместо того, чтобы приехать в Елпатьево в шесть часов вечера, прибыли туда в девять, и вместо обеда ужинали. Все, что мы проезжали, в свете луны показалось мне очень красивым: это были мост, река, очень крутая гора, где, вместо того, чтобы увязнуть в песке, нам выпало скатиться назад; наконец, большой парк, по аллеям которого ехали четверть часа, прежде чем прибыть к замку. В воротах нас ожидали Кутайсов [Кутузов], Кормушка и Семен. И более дюжины мужиков, которые желали осведомиться о самочувствии барина. Их сеньор чувствовал себя великолепно, но околевал от голода; в этом причина, что почести от своих смиренных вассалов он принял довольно плохо. Но Женни поотстала, и я думаю, что, возвращаясь к себе, они не сожалели о потерянном дне.
После ужина, который делал великую честь Кутайсову [Кутузову], мы осмотрели наши апартаменты. Кутайсов [Кутузов] был верен себе, но Деланж его превзошел. В 150 верстах от Москвы, среди края, затерянного у Волги, в замке, пустующем 20 лет, находилось все необходимое, были импровизированы не только комфорт, но и роскошь. Я нашел в своей елпатьевской спальне все мои туалетные принадлежности из Петровского парка, от зубной щетки до стакана с тульской чайной ложкой. Пока мы завтракали в Петровском парке, Деланж, по приказу Женни, все упаковал и положил в коляску. Добавим, что, когда я уезжал из имения Елпатьево, все было в том же порядке уложено, как при моем отъезде из Петровского парка. Так что, сегодня вечером, 16 июля 1861 года, на другом краю Европы, на террасе Чьятомонейского дворца, с головой уйдя в написание этих строк, я пью воду со льдом, подкрашенную неаполитанским собюсо [название вина], из того же стакана, из которого я пил московский медовый напиток в Петровской парке и в имении Елпатьево.
На рассвете следующего дня Женни и я объехали парк и выпустили на лужайку 22 борзых, о существовании которых Нарышкин даже не подозревал. В 11 часов нас ожидал охотничий экипаж; только в России я увидел такие, очень удобные экипажи. Длинные повозки с очень низкими скамейками, где располагаются, как на вторых этажах (империалах) наших омнибусов. Там помещаются четыре, шесть или даже восемь человек, в зависимости от длины повозки, которая никогда не бывает шире, какому количеству охотников она не предназначалась бы, которая проходит по всем дорогам и не опрокидывается, благодаря малой высоте.