Из пушки на Луну
Шрифт:
Один только он верил в спасение путников. Эхо был их преданный друг, такой же смелый и решительный, как «они, — достойнейший Дж. Т. Мастон.
К тому же он не терял их из виду. Наблюдательный пост в Лонгспике стал его жилищем; зеркало колоссальной трубы — единственным для него миром. Лишь только Луна показывалась у горизонта, он тотчас включал ее в поле зрения телескопа, ни на минуту не терял ее из виду, напряженно следя за ее передвижением в среде небесных созвездий. С неизменным, изумительным терпением дожидался он «прохождения» снаряда через лунный диск, и поистине можно сказать,
— Мы сперва устроим сигнализацию, переписку с ними, — говорил он всем, кто хотел его слушать. — Устроим непременно, как только обстоятельства позволят. Получим от них новости и перешлем им свои. Я их знаю, это люди изобретательные, прямо сказать, — гениальные. Они захватили с собой не только воздух и пищу, но и все богатства искусства и знания. А с такими богатствами можно добиться всего. Попомните мое слово: они выберутся из своего трудного положения — они вернутся к нам на Землю.
ГЛАВА I
От 10 часов 20 минут до 10 часов 47 минут вечера
Мишель Ардан, Барбикен и Николь распростились со своими земными приятелями ровно в десять часов. Две собаки, которые предназначались для разведения собачьей породы на Луне, уже сидели в снаряде.
Путешественники остановились у отверстия огромной чугунной трубы, и их спустили посредством крана до верхушки снаряда.
Отсюда они пробрались в свой алюминиевый вагон. Веревки и блоки тотчас же были вытянуты наружу, и жерло колумбиады освободилось от всех лесов.
Очутившись с товарищами в снаряде, Николь немедленно принялся закрывать его отверстие крепкой металлической крышкой, которая придерживалась изнутри нажимными винтами; другие плотно пригнанные крышки закрывали собой толстые выпуклые стекла иллюминаторов.
Путешественники герметически закупорились в своей металлической тюрьме и погрузились в глубочайший мрак.
— Ну, дорогие приятели, — сказал Ардан, — теперь вы, пожалуйста, не церемоньтесь и будьте, как дома. Я отлично хозяйничаю. Прежде всего, надо как можно удобнее и уютнее расположиться в нашей новой квартире. Я нахожу, что у нас темновато. Но ведь недаром изобретен газ. Воспользуемся благодетельным изобретением!
С этими словами беззаботный француз чиркнул спичкой о подошву своего сапога; [30] огонек вспыхнул, и он поднес его к рожку, где находился светильный газ.
Газ загорелся.
Снаряд осветился, и пассажиры увидели комфортабельную комнатку с красивыми бархатными обоями и круглыми диванами.
Все предметы, которые тут находились, — оружие, посуда, инструменты, — были плотно пригнаны к устроенным для них местам и переложены ватой, так что могли выдержать самое сильное сотрясение.
[30] Спички прежнего образца (так
Мишель Ардан тщательно все осмотрел и объявил, что очень доволен своим новым помещением.
— Правда, это тюрьма, — сказал он, — но тюрьма подвижная, путешествующая, и если бы еще мне можно было глядеть в окошко, так я, пожалуй, охотно бы согласился хоть сто лет носиться таким манером в мировом пространстве. Заключи кто-нибудь со мной такое условие, я подмахнул бы контракт без всяких сомнений и колебаний… Право! Ты чего усмехаешься, Барбикен, а? Ты, может, думаешь, что этот снаряд будет нашим гробом? Ну, что ж! Гробом, так гробом!
Между тем Барбикен и Николь оканчивали последние приготовления.
Хронометр Николя показывал двадцать минут одиннадцатого.
Он был поставлен по хронометру инженера Мерчизона. Барбикен посмотрел на него и сказал:
— Товарищи, теперь точно двадцать минут одиннадцатого. В 10 часов 46 минут 40 секунд Мерчизон пустит электрический ток по проволоке, которая соединяется с зарядом колумбиады. Значит, нам остается пробыть на Земле всего-навсего 26 минут.
— 26 минут 40 секунд, — заметил точный и аккуратный Николь.
— Что ж, разве этого мало? — вскрикнул беззаботно Ардан. — В 26 минут можно наделать пропасть дел. Можно не только обсудить самые важные нравственные и политические вопросы, но даже и решить их. Если 26 минут употребить дельно, так они стоят 26 лет. Что минуты! Несколько секунд Паскаля или Ньютона не в пример важнее целой жизни бесполезной толпы глупцов и тунеядцев. Гораздо важнее, полезнее, дороже…
— Ну, и что ж из этого следует? — спросил Барбикен.
— Следует только то, что нам остается пробыть на Земле целых 26 минут.
— Теперь только 24, — поправил Николь.
— Изволь, только 24, мой дражайший капитан, — 24 минуты, в которые можно бы отлично обсудить…
— Мишель, — перебил его Барбикен, — у нас будет довольно досуга для всевозможных обсуждений во время перелета, а теперь лучше бы позаняться отъездом.
— Разве не все готово?
— Разумеется, все готово, но необходимо принять еще некоторые меры предосторожности, чтобы ослабить, насколько возможно, первый толчок.
— Да разве ты забыл про свою воду между перегородками? Ее упругость предохранит нас от всякого толчка.
— Надеюсь, что предохранит, Мишель, — мягко и кротко отвечал ему Барбикен. — Надеюсь, но неуверен…
— Что? Не уверен? Каков гусь! Ах, затейник! Он «надеется»! Он «не уверен»! И это он дожидался, пока нас закупорят, чтобы порадовать такой весточкой! Я требую, чтобы меня сейчас же выпустили из этой западни!
— Да как же теперь тебя выпустить? — спросил Барбикен.
— Правда, теперь, конечно, трудновато. Мы в вагоне, и через 24 минуты свистнет кондуктор.
— Через двадцать, — поправил Николь. Несколько мгновений путешественники глядели друг на друга; затем осмотрели все находившиеся при них вещи.