Из пыли времен
Шрифт:
По приглашению Кригара, Марен поселился напротив него, в восточном крыле.
Здесь же, по соседству, расположились два друга из Грансена: Арген и Одан, которых Боги решили не сталкивать на арене в день поступления. Эти двое вместе росли с детства. И хоть сам Арген часто подтрунивал над другом, посторонним делать этого не позволял. Одан, в общем-то, мог и сам за себя постоять, но подвешенный язык Аргена, зачастую помогал обоим выйти победителями задолго до начала схватки.
Оба юноши принадлежали к туни [досл.
– "верный"] Дома Ваин, и не имели родовых гербов. Но школа Мор де Аесир могла это изменить.
Впрочем, туда-то юноши, как раз не стремились. Оба хотели носить - и носить с гордостью!
– снежно-синие цвета Восходного Караула Дома Ваин. Подобная верность не могла не вызывать уважения.
Комнату напротив друзей занимал Твеир - он отсутствовал на вступительном испытании. Высокий и мускулистый, от Кригара юноша отличался лишь меньшей словоохотливостью. Его родной городок Феердайн находился на западном берегу реки Хегур, недалеко от Низких Ущелий, на границе земель Дома Летар и равнин Латтрана. В школе Перворожденный появился в один год с наследником Ваин.
После смерти отца Твеира, желание служить в Темной Страже боролось в нем с долгом главы семьи: позаботиться о матери и младшей сестренке. Но мать - мудрая женщина!
– настояла: "Мужчина должен сражаться, чтобы женщины и дети жили!"
Каждый раз, когда Твеир упоминал о сестре (это, наверное, единственная тема, на которую он говорил с охотой), перед глазами Марена вставало лицо Деи - его собственной сестры, кровной дочери короля. В ее присутствии, пусть и молчаливом - даже, когда она и разговаривать еще не умела, - принц чувствовал умиротворение и покой. Тяжесть, что обычно давила на плечи, словно ответственность за судьбу всего Мира, уходила на второй план. Все становилось легко и понятно - ты здесь, и ты жив, а все вокруг подождет.
И сейчас в школе, вдали от нее, неподъемный груз вновь навалился всем своим весом.
Нет, это не угнетало, не делало слабым. Это больше походило на тяжелый взгляд, на сотни и тысячи взглядов "упертых" в спину. Словно от каждого принятого решения зависит не только твоя жизнь, но и жизни многих. Словно за тобой неустанно наблюдают.
Праотец говорил, что именно так себя чувствует Настоящий Король. И именно таким, по его словам, был Инген.
...Первый виток в Мор де Аесир для Марена пролетел незаметно.
С первых же дней, как и сказал главный наставник, Марен занимался отдельно. Вместе со всеми, но в стороне. Но при всем желании, учителя не могли не видеть, как легко принц осваивает любые приемы. Он повторял их так, будто знал наизусть, будто это естественные для него движения. Меч в ладони становился продолжением руки и, что называется, "парил" - легко и непринужденно.
Все это относилось и к двуручному мечу. Правда, дахондиру, логмесу или ваирлоту принц предпочитал хедмор. Он занимался с ним ежедневно, бывало и после заката. Клинок в руках принца оживал и "насвистывал" рассекаемым воздухом затейливые мелодии. Сталь сливалась в мерцающие полукружья, уследить за которыми не представлялось возможным.
С той же легкостью он орудовал и двумя короткими мечами, которые назывались "парными" - потому как использовались в паре со щитом или вторым мечом; и маскатом, который, по сути своей, являлся полуторным, но в руках юного
К маскату как раз Марен и питал наибольшую "привязанность". А то, что он проделывал с двумя такими мечами, повторить не смог бы никто, во всем Ардегралетте. Но никто и не видел этого - принц никогда не выходил на поединки на занятиях.
И все же ни у кого, из наблюдавших за принцем хоть краем глаза, не возникало сомнений в том, кто в школе Меча Богов является истинным Богом Меча.
Часто с принцем занимался Кригар, а порой - и друзья из Грансена. Но только после занятий, в свободное время: учителя строго следили за распоряжением главного наставника. И Марен ни в коем случае не потворствовал нарушению правил.
Со временем к ним присоединился Твеир, но опять же, после занятий.
Юноши слушали принца, перенимали движения, выпады и стойки, многие из которых, повторить могли с трудом. А если и получалось, это отнимало столько сил, что исход боя становился предрешен и, увы, не в их пользу. Но все же, стоило знать эти движения, хотя бы на крайний случай - каждое могло стать весомым "последним аргументом" при разумном использовании.
С луком принц занимался реже, но умело ложил стрелы "древко в древко". И, казалось, мог делать это с закрытыми глазами.
Но, несмотря на явную одаренность, оставалось и то, в чем принц Летар оказался несколько слаб: плохо давался конный бой. Но в том вина принадлежала, скорее, коням. Под Мареном они постоянно нервничали, норовили взбрыкнуть или встать на дыбы, а то и вовсе бросались прочь, как обезумевшие. Единственный из всех, кто не пугался принца - Альтран, белый жеребец Кригара, потомок очень древней породы, видевшей, как считалось, самих Кровавых Богов. Под принцем он вел себя спокойно, и едва ли не послушнее, чем под хозяином.
К тому же, сражаясь верхом, Перворожденные теряли естественную скорость, поэтому принц предпочитал пеший бой.
Марен не пропускал ни одного занятия. Внимательно наблюдал за обучением, слушал наставников, несмотря на то, что на него старались не обращать внимания. Но учился отнюдь не владению сталью. Наоборот, смотрел, как владеют другие. "Важно знать своего противника", - всегда говорил праотец, обучая еще совсем юных Марена с Колленом. И принц внимательно наблюдал, чему учат мастера - и признаться, они носили свои титулы по праву.
Но зная, как сражаются лучшие, можно побеждать лучших, затрачивая меньше усилий! Принц знал все их приемы, а они не знали и сотой доли того, на что он способен.
Свободного времени почти не оставалось. Да, и его юноша тратил на Зал Знаний. Изучал легенды, мифы, пророчества, которыми изобиловали рукописи и свитки. Искал хоть малейшее упоминание о Зверях, или Диких Родичах. Зал Знаний крепости Атеом хранил поистине древние артефакты.
Среди вороха пергамента принц наткнулся на окаменевшие глиняные скрижали, и не сразу понял, что это такое. Засечки и точки, покрытые ни одним слоем пыли, казались, множеством простых трещин и сколов. И лишь приглядевшись внимательней, заметил, что хоть трещины и сколы и усеивают добрую часть поверхности, основные символы стоят ровным строем. Более того - повторяются. Но это - не понятные и привычные руны, а некая клинопись, каждый символ содержал, самое большее, три штриха.