Из разговоров на Беломорстрое
Шрифт:
– Ладно, - сказал я Елисееву, - спрашивайте!
– Вот я спрошу так, - обратился он к Михайлову.
– Кушать человеку надо?
Михайлов был верен себе:
– Да я, собственно говоря, не знаю, нужно ли...
По комнате пошли смешки.
– Ну, ладно, я не буду ставить своих проблем. А для вас согласимся: кушать надо.
– Хорошо, - отвечал Елисеев.
– Кушать надо. А продолжать потомство надо?
– Это еще сомнительнее... Но согласимся: надо!
– Хорошо... Животному надо или человеку?
– И животному, и человеку.
–
– Есть.
– Какая же?
– Человек - личность.
– Очень хорошо... Значит, в человеке кушает не животное, а личность кушает?.
Смешки по комнате возобновились, но оба разговаривающие были весьма серьезны.
– Да, конечно, - отвечал Михайлов.
– И когда человек вступает в половую связь, то это для него не просто животная жизнь, но и проблема личности?
– Конечно.
– У зверя это - физиология. А у человека, это - проблема личности.
– Согласен
– Но ведь личность, это же...
– Свобода, вы хотите сказать?
– спросил Михайлов, нахмуривши лоб.
– Да, личность там, где нельзя принудить. Необходимость исключает личность... Личность - там, где... Да... где свобода..
– Я вас понимаю, - сообразил Михайлов - Вы хотите сказать как животное, человек погружен в стихию необходимости, физической, биологической и всякой иной, но как личность, - он каждый шаг, осуществляющий эту необходимость, переживает как проблему свободы. Инстинкт пола есть у всякого животного. Но у человека каждый шаг в этой "навязанной" ему /я бы сказал/ области характеризует его личность Так, что ли?
– Так, так.
– Но я не понимаю, почему вы это считаете возражением против меня, спокойно, хотя и пасмурно говорил Михайлов
– А это потому, что вы рассуждаете абстрактно.
– Я - абстрактно?
– Да, да! Были и есть такие, которые говорят, что пол в человеке есть только вопрос о функционировании половых желез. Но ведь это абстрактно... Этого нет... Это - абстрактная метафизика против жизни. Вы, конечно, так не думаете. Это ведь значит быть слепым, не видеть жизни. Но вот о технике вы рассуждаете именно так, слепо, абстрактно...
– Я вас не понимаю
– Вы отрываете в человеке то, что ему "навязано", от него самого.
– Но ведь это же и есть различные вещи.
– Различные-то они - различные. Но ведь кушать, это тоже отличается от самой-то личности.
– Так неужели же все, что есть в человеке, есть проблема его личности?
– Все! Решительно все. У юноши появился пушок на подбородке: это показатель роста его личности. Человек много ест и мало ест, много спит или мало спит: это - проблема его личности. В определенный момент у человека просыпается половое влечение, которое выше его сознательных усилий. Казалось бы, при чем тут он-то сам? А, оказывается, то или иное его поведение в этой сфере есть характеристика его личности. Так же и техника. Мы ее с вами не придумывали, как не придумывали и всей нашей современной социальной обстановки. Но и техника и социальная жизнь есть проблема нашей с вами личности. За эти "навязанные" нам вещи мы, оказывается, отвечаем больше, чем за произвольно - предпринятые...
– Но как же это может быть?
– недоумевал Михайлов.
– Я ничего не понимаю. Либо я сделал что-то, - тогда я за это отвечаю. Либо я этого не делал, - тогда по какому праву от меня требуется ответ? Ведь это же во всех юридических учебниках написано. Как я могу отвечать за режим, который тысячу лет существовал до меня?
– Абстрактно-с, - повторил свое Елисеев, - абстрактно рассуждаете. Тут-то и видно, что юриспруденция не есть жизнь
– А что же такое жизнь?
– запальчиво спросил Михайлов. Елисеев опять нервно погладил себя чуть-чуть дрожащей рукой по голове и ответил:
– Жизнь, это - самопорождение. Да. И сладострастное самопорождение.
– Ну, и ?..
– А, значит, и ответственность.
– За чужие грехи?
– За весь мир.
– Но тогда возможно, что я ответственен за то, чего я никогда и в глаза не видал и о чем не имею никакого представления?
– Не возможно, а так оно и есть. Наибольшая ответственность у нас за то, чего мы и сами не знаем.
– Но ведь это же нелепость!
– вскричал Михайлов, чуть-чуть раздражаясь.
– Такова жизнь, - сдержанно и по обычаю скромно отвечал Елисеев.
– Позвольте, вы сказали, самопорождение. Я этого не понимаю. Почему самопорождение?
– Мир существует?
– Мир?
– Да, мир, вселенная - существует?
– Я этого не знаю.
– Как, вы этого не знаете?
– Я этого не знаю.
– А земля, солнце, луна - существуют?
– Как будто.
– Но тогда и мир существует?
– А разве земля, это - мир?
– Земля - не мир.
– Но ведь и луна, и солнце тоже еще не мир?
– Да, но это часть мира.
– Часть мира, но не целый мир. Иначе пуговица будет всем костюмом.
– Хорошо, - нетерпеливо отвечал Елисеев.
– Вообще-то что-нибудь существует или нет?
– Как будто.
– Ну, вот это что-то, как бы его не называть, оно ведь есть оно?
– На это я согласен: оно есть оно.
– И оно везде есть оно?
– Оно везде есть оно.
– И в каждой своей части?
– И в каждой своей части.
– И в каждой его части можно узнать его самого?
– Конечно.
– Оно везде утверждает себя?
– Ага! Вы хотите сказать, что если мир существует сам от себя, то и в каждой своей части он утверждает себя от себя, так что каждая вещь, это и есть мир, существующий сам от себя, потому она и отвечает и за себя и за мир.
– Совершенно правильно изволите рассуждать.
– Ну, так я вам скажу вот что, - произнес Михайлов с решительностью в голосе.
– Это, товарищи, поповство. Это - стопроцентное поповство!
По комнате прошел тревожный шорох. Елисеев, как всегда, сохранял свое нервное и тоже как будто всегда тревожное спокойствие.