Из размышлений досужего человека

Желательно знать, кто именно изобрел зловредную ложь: будто вернейший путь к сердцу мужчины пролегает чрез его желудок? Сколько простушек женщин, принимая эту ложь за истину, дозволили любви выскользнуть из гостиной, пока они сами хлопотали на кухне. Разумеется, сударыня если вы были настолько безрассудны, что вышли замуж за борова, то, с вашей стороны, вполне уместно посвящать свою жизнь на приготовление ему месива. Вполне ли вы уверены, однако, что ваш супруг просто-напросто свинья и ничего более? Что если ваши предположения окажутся неверными? В таком случае вы делаете, ведь, серьезную ошибку. Заметьте себе, милостивейшая государыня, что вы чересчур уж скромны. Не опасаясь заразить вас чрезмерным тщеславием,

позволительно сказать, Что даже за обеденным столом вы, несравненно существеннее, ну, хоть, например бараньей котлеты. Мужайтесь, сударыня, и не бойтесь соперничества даже с собственной вашей кухаркой. Вы можете быть пикантнее татарского соуса; нежнее и елейнее топленого масла. Было время, когда, сидя за одним столом с вами, он не мог бы отличить говядину от свинины. Если обстоятельства переменились, то на кого прикажете возложить за это ответственность? С какой стати иметь о нас такое дурное мнение? Мы, разумеется, не аскеты, но из этого еще не следует, чтобы нас всех поголовно обвиняли в чревоугодии. Большинство нашего брата люди простые, которые, как подобает всякому здоровому человеку, любят хороший обед, но, без сомнения, еще более любят своих невест и жен. Попробуйте подвергнуть нас испытанию. Посредственный или, скажем, даже не вполне удовлетворительно изготовленный обед, приправленный вашим присутствием, когда вы соблаговолите показать, как говорится, товар лицом, т. е. пожелаете вести веселый, остроумный разговор (что, как вам известно, вполне в вашей власти), окажется для нас после дневных трудов гораздо вкуснее, чем превосходнейше изготовленный обед, за которым вы изволите сидеть в угрюмом молчании, с непричесанными как следует волосами и с личиком, искаженным мрачными опасениями; хорошо ли прожарилась рыба и так ли сделана яичница!

Бедняжка Марфа, ты слишком уж увлекаешься хлопотами о житейской прозе! Возьми себе в пример Марию, которая избрала благую часть. Вы, сударыня, являетесь, собственной вашей особой единственным предметом, безусловно, необходимым для вашего мужа. Позаботьтесь о том, чтобы вы сами были хорошо сервированы и в совершенстве приправлены, достаточно нежны и удовлетворительны на вкус, дабы вас стоило подать к обеду. Мы ведь нуждаемся в жене, товарище и друге, а не в кухарке или же няньке без жалованья.

Впрочем, к чему пускаться в такие бесцельные рассуждения? Они всё равно никого не исправят. Вспоминая о благонамеренных советах, которые мне самому случалось подавать, и о ничтожности достигнутых таким путем результатов я чувствую себя, признаться, разочарованным. Так, мне случилось на днях поучать молоденькую девицу относительно уместности более приличного обращения с родными её тетушками. Пока я читал ей это поучение, она всё время сосала карандаш, хотя ей неоднократно заявлялось, что этого делать не следует. Впрочем, она под конец вынула карандаш изо рта, чтоб возразить:

— Вы, разумеется, знаете, как следует поступать каждому, во всех случаях жизни.

Бывают времена, когда приходится жертвовать своею скромностью на алтаре долга.

Поэтому я ответил: «Разумеется, я знаю».

— Ну, а мамаше это тоже известно?

Уверенность моя на этот счет была не особенно сильна, но я опять-таки счел себя вынужденным покривить душою ради педагогических соображений и отвечал:

— Понятное дело, знает, — Кстати, потрудись вынуть изо рта карандаш. Сколько раз говорил я, чтобы ты не совала его себе в рот. Ты когда-нибудь проглотишь кусочек графита, схватишь воспаление брюшины и умрешь.

Не обращая особенного внимания на мои слова девица стояла передо мною в глубокой задумчивости, словно углубившись в рассмотрение важного философского вопроса.

— Взрослые, должно быть, знают решительно всё, — объявила она, подводя итоги своим размышлениям.

Мне случается иной раз сомневаться, действительно ли дети всегда так наивны и простодушны, как это нам кажется. Если они делают замечания, вроде только что упомянутого, единственно лишь по глупости, то о них, разумеется, надо только жалеть и стараться научить их уму разуму. Если же в дело замешана не глупость, а нечто иное, то их придется тоже учить уму-разуму, но уже совершенно иным способом.

На следующее утро мне довелось слышать беседу няни с этим образчиком подрастающего поколения. Няня, женщина очень порядочная, объясняла девочке неуместность молоть всякую чепуху и указывала, что иней раз недурно и помолчать, когда Дорочка прервала ее замечанием:

— Да замолчи же, няня! Ты не даешь мне ни минуты покоя твоей болтовнею! — Понятно, что такое бесцеремонное заявление могло только обескуражить женщину, пытавшуюся исполнить свой долг.

Во вторник вечером на прошлой неделе Дорочка чувствовала себя очень скверно. Она накушалась в саду щавеля и выпила потом стакан лимонаду, что представлялось само по себе вовсе не рациональным. Мать Дорочки прочла ей целое поучение о том, как вести себя во время болезни. «Необходимо быть терпеливым и мириться с неприятностями, которые посылает нам Господь Бог для нашего испытания». Дорочка, как и все дети, ознакомившись с общим правилом, тотчас же начала проверять его в приложении к частным случаям.

— Неужели мы должны мириться и с рыбьим жиром, который посылает нам Господь Бог? — спросила она.

— Разумеется, должны.

— Ну, а с нянями, которых нам Бог посылает?

— И с ними надо мириться, да еще благодарить за них Бога. Многим маленьким девочкам приходится расти совсем без нянек. Главное же не следует молоть такой вздор!

В пятницу я застал мать Дорочки в слезах.

— Что такое случилось? — осведомился я.

— Ничего особенного! Меня смущает только наша девочка. Она такой странный ребенок, что я положительно её не понимаю.

— Что же она опять натворила?

— Ты знаешь ведь, что она любит пускаться в рассуждения.

— Да, за ней водится этот грешок! — Не знаю, откуда именно переняла она дурную привычку спорить и настаивать на своем, но только эта привычка является у неё и в самом деле существующим фактом. Я удовлетворился поэтому вопросом: «Ну, так что, ж?»

— Она меня рассердила и, в наказание за это, я ей сказала, что не позволяю взять с собой в сад тележку для куклы.

— Что же ответила тебе Дорочка?

— Она ничего мне не ответила, но, как только я вышла из комнаты, негодная девчонка принялась рассуждать вслух сама с собою. Ты знаешь, ведь, что она зачастую так делает?

— И что же она сказала?

— Она сказала: надо быть терпеливой и как-нибудь мириться с матерью, которую послал ей Господь Бог во испытание.

По воскресным дням девочка эта завтракает вместе с нами. Ко мне зашел как раз тогда один из приятелей; мы разговорились с ним о политике и я до такой степени заинтересовался беседой, что, отодвинув тарелку в сторону, нагнулся вперед и облокотился обеими руками на стол.

Дорочка имеет привычку произносить свои монологи шепотом, достаточно внятным для того, чтобы его можно было расслышать даже сквозь рев самой бешеной бури. На этот раз до моего уха явственно дошли её рассуждения: «Я должна сидеть прямо и не облокачиваться на стол. Так, делает только грубое, неотесанное мужичье».

Я пристально взглянул не нее, но она сидела чинно и смирно, с самым невозмутимым видом и как будто созерцала что-то находившееся в неизмеримом от неё расстоянии. Мы все, разумеется, переглянулись между собою и приняли надлежащий серьезный, строгий вид, но только разговор у нас после того уже не вязался, Когда ребенка увели, мы стали подшучивать над его замечаниями. На самом деле, однако, все чувствовали, что в смешном положении оказывалась не Дорочка, а мы сами.