Из развитого в дикий нелепые ШАГИ
Шрифт:
Бедная моя Людочка, что же ты не дождалась этого дня? Мы непременно были бы здесь, и ты была бы самой красивой среди жен моих товарищей. А сейчас я один, а тебя вот уже два года нет в этом мире.
Настроение резко упало. Захотелось немедленно уйти, но как уйдешь, если здесь мы, однокурсники, прощались перед тем, как разлететься в разные концы страны. С кем еще доведется встретиться? И доведется ли? Во всяком случае, мы расставались надолго, а с некоторыми навсегда.
За столом было оживленно и даже весело. Когда заиграла музыка, многие пошли танцевать. И лишь я сидел, не общаясь ни с кем, постепенно вульгарно напиваясь.
– Можно вас пригласить на танец? – вдруг обратилась ко мне одна из незнакомых жен моих товарищей. Она так заинтересованно смотрела на меня, что отказать было невозможно.
«Прости меня, Людочка», – мысленно извинился и поднялся из-за стола.
– А Саша много о вас рассказывал. Но, я не ожидала, что вы такой грустный. Что с вами? – спросила жена одного из Саш. Интересно, какого? Впрочем, не все ли равно.
– Извините, если обманул ваши ожидания. Что же он такого рассказывал, что у вас обо мне даже сложилось какое-то мнение?
– По его рассказам я представляла, что пан Вондрачек этакий веселый остроумный собеседник и никогда не унывающий человек.
– О-о-о, это было очень давно, – ответил ей, сразу сообразив, что это жена Коренкова, – А вас как зовут, пани Вондрачкова?
– Татьяна, – смеясь, ответила она, – Меня еще никто не называл пани. А почему вы оба Вондрачки? – спросила Татьяна.
– Так сложилось. Одно время кто-то из нас был Вондрачком, а другой Бендрачком, или наоборот, безразлично. Ну, а потом решили не размениваться, и оба приняли одно имя. Очень уж нравились нам герои Гашека.
– Пойдемте к нам, – пригласила Татьяна после танца в их угол стола. Мне было все равно, где сидеть, и я согласился.
С Сашей Коренковым связала страсть к чтению. Мы обменивались книгами, изредка их обсуждали. Лишь на втором курсе мы стали Вондрачками.
А так Саша, в отличие от моих товарищей по курсу, был человеком замкнутым, необщительным. И еще, было в нем что-то такое, что настораживало. С ним никто не дружил. Все пять лет учебы, он был как бы сам по себе. А наши кадеты (так в нашей среде называли бывших суворовцев) все как один его презирали, хотя говорили, что он тоже некоторое время учился в суворовском училище.
И лишь меня Коренков выделил из всех. Дружбы между нами не было. Так, приятельские отношения. И вдруг такое – рассказывать обо мне жене, да еще так, что у той даже сложилось обо мне какое-то представление. Ну, да бог с ними, с Коренковыми.
Под влиянием выпитого, постепенно впал в состояние смешливой дурашливости. Мы весь вечер танцевали с Татьяной, и я развлекал ее своим обычным джентльменским набором шуток.
– Ну, вот ты и стал таким, как я тебя представляла, Вондрачек, – вдруг обратилась она ко мне на «ты» и рассмеялась.
Не знаю, что она себе вообразила, но мне вновь стало грустно. Проводив ее на место, поклонился и ушел к другим ребятам.
Что было потом, помню смутно. Много пил, оттого что спиртное, казалось, не брало и самое ужасное не давало забыть мою тоску. Похоже, ушел по-английски, не простившись ни с кем. Во всяком случае, момент прощания напрочь выскочил из головы. Я уже дошел до оврага, когда меня нагнали.
– Нехорошо, Вондрачек. Что же ты с нами не попрощался? Когда теперь увидимся? – остановил Саша, – Заставил нас с Таней целую остановку бежать за тобой.
– Не люблю прощаться, – ответил им, что было сущей правдой.
– Я сам ни с кем не попрощался, а вот с тобой хотелось бы. А ты что, пешком собрался идти? Да еще через овраг.
– Так намного быстрее.
– Там же темно.
– Ничего. Я дорогу знаю.
– Ну, пойдем. А здесь не опасно так поздно ходить? – спросил Саша, впрочем, не зря спросил.
– Опасно. Но, со мной вас никто не тронет, – ответил ему.
– Ну, Вондрачек, ты выдумщик, – рассмеялся Саша.
Я не стал его убеждать, поскольку давным-давно знал, что огромный, поросший деревьями и кустарником, овраг, отделяющий район Павлова поля от центральной части города, действительно небезопасен, даже в дневное время. И еще знал, что моя липовая «кликуха», которой в мои шестнадцать лет наградил наш авторитет Ленчик, всегда выручит.
И вот мы свернули с улицы на грунтовую дорожку и вскоре углубились в густые заросли, в кромешную темень. Мои попутчики притихли, непривычные к ходьбе вслепую, когда движешься на интуиции, чувствуя дорогу лишь ногами.
– Вондрачек, может, вернемся? – минут через десять спросил Саша.
– Еще чего. Скоро источник. Искупаемся и пойдем дальше, – пошутил я.
– Что за источник? – спросила Татьяна.
– Харьковской минеральной воды.
– А разве там можно купаться?
– Нельзя. Но, если очень хочется, то можно.
– Еще милиция заберет, – предположил Саша.
– Милиция в такое время туда не сунется. Опасно, – снова пошутил я.
Вскоре оказались у источника. Там было хоть какое-то освещение. Помню, несколько раз порывался войти в ручей, куда из десятков водоразборных труб шумным потоком стекала минеральная вода. Но, более трезвая, чем я, парочка, смеясь, успевала меня удержать.
Подурачившись, попили водички и тронулись дальше. Теперь нам предстояло преодолеть довольно крутой затяжной подъем. Шли медленно, часто останавливаясь, чтобы Татьяна могла отдохнуть. А она не замолкала ни на минуту. Похоже, ей нравилась наша необычная ночная прогулка.
«Какие счастливые», – подумал я, и снова загрустил. Татьяна, почувствовав мое состояние, наконец, утихла, и мы некоторое время шли молча. Потом она взяла меня под руку и ускорила шаг. Саша, слегка отстав, шел позади.
– Это ты свою девушку вспомнил, которая умерла? – тихо спросила Татьяна. «Надо же, и об этом доложил», – с досадой подумал я, но кивнул. Всю оставшуюся часть пути мы так и шли с ней под руку. Она что-то говорила, но я уже не слушал никого, охваченный своими мыслями.
Момент прощания с Вондрачком и его молодой женой не запомнился ничем. Четверть века ничего о них не слышал. И вот в телефонной трубке вдруг возник его голос, напомнив смешное прозвище, которое мы оба когда-то носили.