Из Ро?ссии с любовью
Шрифт:
И вновь неопределённое пожатие плечами.
— Башню не так давно перестраивали. Мама и мадам Буке начали со второго этажа — сёстры младше, и они… девочки. На первом этаже только и успели отгородить и обставить две комнаты — мою и Люка. — Заметив мой вопросительный взгляд, мальчик объяснил: — Камердинер мой.
Гильом подошёл к окну, словно хотел что-то рассмотреть за ним, тихо, стараясь делать это незаметно, пошмыгал носом и старательно спокойным голосом продолжил:
— А потом мама заболела, и стало не до ремонта. Так и осталось… Я привык. Тепло, чисто — это главное…
Стремительно подошла к воспитаннику, хотела было обнять, прижать к себе,
— Всё будет хорошо. Не так, как было при родителях. По-другому, но будет хорошо. — Повернула лицом к себе, заглянула в покрасневшие глаза. — Веришь мне?
Пожал плечами.
Дурная привычка! Пусть бы, дружок его Жан так делал — ему можно, он простолюдин, а виконту невместно. Он будущий командир и начальник, значит, должен демонстрировать уверенность и силу. Ладно, это потом…
А сейчас я вынула из сумочки платок и протянула наследнику графства Венессент.
— Познакомите со своими сёстрами, виконт?
Девочки смотрели на меня настороженно. Похоже, что авторитет няньки здесь очень высок, и необоснованные предположения о моих злодейских наклонностях сестричек напугали.
— Добрый день, барышни, — обратилась я к воспитанницам по-росски, согласно пункту договора, — меня зовут Мария Павловна, я ваша гувернантка.
Дети, прижавшиеся к женщине, одетой в траурные одежды, были похожи на испуганных цыплят, старающихся укрыться под крыльями квочки.
— Барышни, вы меня понимаете? — озадачилась я тем, что, может быть, младшие и не знают росского.
— Не беспокойтесь, мамзель, девочки вас хорошо понимают, — ответила нянька, удивив открытым характерным «о» в речи, свойственным выходцам вологодского края.
Удивительно, сколь разнообразны нюансы русского языка в зависимости от места рождения и проживания. Когда однокурсница из Волгоградской области на эмоциях скороговоркой начинала делиться новостями или пересказывать фильм, то понять можно было едва ли половину. Правда, и она жаловалась нам, что когда, презрев наставления учительницы русского языка, мы с девчатами с литературного переходим на местный, то чирикаем, как птицы по весне. Громко и непонятно.
Мадам Буке слегка поклонилась и представилась:
— Авдотья Семёновна Буке.
Я села. Хорошо, что не на пол, а в удачно подвернувшееся креслице. И только после этого смогла произнести традиционное:
— Приятно познакомиться.
Потом подошли девочки. Благовоспитанные барышни сделали книксен и назвали свои имена:
— Инес де Венессент.
— Авелин де Венессент.
Задав несколько простых вопросов о том, что виконтессы умеют и знают, я отпустила сестричек играть.
А нас с виконтом Авдотья усадила пить чай. Разжигая горелку, выставляя на стол вазочки с печеньем, сдобными сухариками и вареньем, нянюшка, уютно окая, рассказывала о своей жизни. И казалась она не суровой мегерой, а слегка встревоженной неопределённым будущим тёткой.
— Когда голубка моя Екатерина-свет Васильевна замуж во Франкское королевство пошла, я уже давно при ней была. С пяти лет меня к ейным нянькам помогать определили. Так и прижилась при барышне. Не камеристкой, как туточки принято, но за всё отвечала. И причесать могла, и платье зашнуровать, и поплакать вместе, коли нужда такая придёт. Прикипела я к матушке-боярышне всей душой. Так меня в приданое и приписали. Приехали сюды, а оне — божечки с боженятками! — все по-франкски лопочут. Благо, я сызмальства с Катенькой на уроках сидела. Не всё и не так хорошо, но кое-что понимала. А как месье Буке — старший конюший замка — ухаживать за мной принялся, то и вовсе легко гутарить стала. Жили — не тужили. Тут и барчук наш народился. Ну да, виконт. На радостях Екатерина Васильевна и мне позволила взамуж идтить. За маво Тирри меня и отдали. Деток долго Господь не давал, а потом враз с барыней понесли и разродились в один день. Только вот мой сынок не выжил. Божечки с боженятами! — молока полно, как у той коровы, а кормить некого. Бросилась я в ноги барыне и умолила взять Инессочке в кормилицы. Чтобы и молоко задарма не перегорело и чтобы тоску по дитятке умершему заглушить. Взяла, конечно. Так я с лялькой как с куколкой тетёшкалась. Потом Авелин народилась… Кормилицу, конечно, другую взяли, а нянькалась тоже я. У месье Гильома тогда уже свой воспитатель был, а я с девочками значится. Роднее родных они мне, барышня! — женщина, молитвенно сложив руки у груди, хлюпнула носом. — Куда же я без них-то?
— Не поняла… Вам что, от места отказывают? — я с недоумением посмотрела на Авдотью Семёновну.
Хоть специально и не училась на гувернантку, но в колледже был факультативный курс. Вела его куратор нашей группы, и у нас с подружками просто не было иного выхода, кроме как ходить на эти курсы. Как потом отпрашиваться или попросить помочь в чём-то, если занятия игнорируешь? Зато сейчас я чётко знаю, чем разнятся обязанности няни и гувернантки. Да и не справлюсь я одна с тремя детьми.
— Так вы ж тепереча здеся… — опять хлюпнула носом няня.
— Надо у месье управляющего спросить, — предложила я.
Обнадёживать бедняжку не хотела. Вдруг финансовые дела графства настолько плохи, что двоих воспитательниц не потянут.
— Месье Моро скоро придёт, — вмешался в наш разговор виконт, развлекающий сестёр непонятной для меня настольной игрой, нечто среднее между нардами и шашками. Кубики, фишки, клетки. — Но я ничего такого от него не слышал.
— Хорошо бы… — отставила свою чашку Авдотья и, грустно качая головой, пожаловалась: — Одна я осталась. Совсем одна.
Сочувствуя, погладила женщину по плечу. Знаю я, что такое одной остаться. Невыносимо больно возвращаться в пустой дом. Обычно оттягивала этот момент до последнего. Тетради на работе проверяла, в магазины без нужды заходила, но не на улице же ночевать. Шла в холодную опустевшую избушку, где даже кошки не было.
Как-то так случилось, что кроме работы ничего у меня не осталось. Парня не было — не нравился никто так, чтобы «Ах!» — а просто чтобы время провести, не хотелось. Подруг и тех не осталось. После колледжа все как-то исчезли из общения: или замуж повыскакивали, или уехали в больших городах счастья искать. Почему я осталась, не знаю. Казалось бы, ничто не держало меня в нашем маленьком городишке, где население едва-едва за двадцать тысяч перевалило, но вот же… Задержалась.
Хотела первых своих учеников через год выпустить из начальной школы. В результате новая жизнь в новом теле в новом мире.
— Мне, наверное, еще с кем-то поговорить надо, кто может сказать, где я сегодня спать буду, — вдруг вспомнила я.
— Экономка в нашу башню не ходит, — старательно делая невинное лицо, поставила меня в известность нянька. — Сами мы тут управляемся…
Понимающе кивала. Сами, так сами. Не так безобидна моя собеседница, как хочет казаться, стеная и жалуясь на жизнь. Похоже, власть в этом маленьком сообществе она отдавать никому не собирается.