Из сборника 'Пять рассказов'
Шрифт:
У камина на медвежьей шкуре стояла молоденькая хорошенькая девушка и смотрела на него круглыми наивными глазами. "Ну и хорошо!
– мелькнуло у него в голове.
– Я уж не стану беспокоить их из-за шляпы".
– Потом, приблизившись к камину, он сказал:
– Сегодня здорово холодно, правда?
Девушка улыбнулась.
– Да, очень.
Он заметил, что у нее пышные русые волосы, короткий прямой нос, большие серо-синие глаза, веселый, открытый взгляд; на груди был приколот букет фиалок.
– М-м...
– начал он.
– Я оставил там свою шляпу.
– Забавно!
При звуке ее негромкого
– Вы хорошо знаете этот дом?
Она покачала головой.
– Чудесный дом, правда?
Боб Пиллин, который этого не находил, ответил неопределенно:
– Вполне о'кей.
Девушка откинула голову и снова рассмеялась:
– О'кей? Что это такое?
Боб Пиллин увидел ее белую округлую шею и подумал: "Какая она прелесть!" Потом, набравшись смелости, сказал:
– Моя фамилия Пиллин. А ваша - Ларн, не так ли? Вы родственница мистеру Хейторпу?
– Он наш опекун. Он славный старик, правда?
Боб Пиллин вспомнил, как старик едва слышно пробормотал что-то вроде "Ну, теперь держись!", и уклончиво ответил:
– Ну, вы-то его лучше знаете.
– Разве вы не внук ему и не родственник?
Боб Пиллин не пришел в ужас от этого предположения.
– Да нет, мой отец и он - старые знакомые. Вот и все.
– А ваш папа такой же, как он?
– Н-не совсем...
– Жалко! Если бы они были вроде двойников - вот было бы забавно!
Боб Пиллин подумал: "Ого, у нее острый язычок! Как ее зовут?" Потом спросил:
– Как ваши крестные нарекли вас?..
Девушка снова рассмеялась - казалось, все вызывало у нее смех.
– Филлис!
Может быть, сказать: "Вот имя, которое я люблю"? Нет, лучше не надо! А, может, все-таки стоит? Если упустить момент, то никогда уж не встретить ее! Он сказал:
– Я живу в доме на краю парка, в красном таком, знаете? А вы где?
– Я далеко, Миллисент Виллас, 23. Я ненавижу наш убогий домишко. Но мы там очень весело живем.
– Кто это мы?
– Ну, мама, я и Джок. Ужасный мальчишка! Вы даже представить себе не можете. И волосы у него почти рыжие. Когда состарится, он, наверное, будет таким же, как дедушка Хэйторп. Нет, Джок просто невозможен!
Боб Пиллин пробормотал:
– Интересно было бы познакомиться с ним.
– Правда? Я спрошу у мамы, не разрешит ли она. Но вы сами не обрадуетесь. Он вечно вспыхивает, как фейерверк.
Она откинула голову, и у Боба Пиллина снова поплыло все перед глазами. Взяв себя в руки, он спросил, растягивая слова:
– Разве вы не пойдете повидаться со своим опекуном?
– Нет, у мамы к нему секретный разговор. Мы здесь в первый раз. Чудак он, правда?
– Чу-дак?
– Ну да! Но он очень хорошо ко мне относится. Джок называет его последним стоиком.
Из кабинета старого Хейторпа крикнули:
– Филлис, поди сюда!
Этот голос принадлежал, несомненно, женщине с красивым ртом, у которой нижняя губа чуть-чуть прикрывала верхнюю; в нем была и теплота, и живость, ласкающая слух, и что-то неискреннее.
Девушка бросила Пиллину через плечо смеющийся взгляд и скрылась в комнате.
Боб Пиллин прислонился спиной к камину, уставив круглые щенячьи глаза на то место, где только что стояла девушка. С ним происходило что-то непонятное.
Дверь растворилась, и он услышал тот теплый переливчатый голос: "Пойдем, Филлис!", потом девичий голосок: "Хорошо, иду!" и ее звонкий, веселый смех. Он быстро пошел к входной двери, в первый раз в жизни испытывая подлинный трепет. Он проводит их до трамвая без шляпы - это еще более по-рыцарски! Но тут же он услышал:
– Молодой человек, у меня ваша шляпа!
А затем раздался голос ее матери, живой, притворно возмущенный:
– Филлис, как тебе не стыдно! Вы когда-нибудь видели такую скверную девчонку, мистер...
– Пиллин, мама.
Потом - он сам не знал, как это произошло, - он шагал между ними к трамваю, защищенный от январского холода смехом и ароматом мехов и фиалок. Это было похоже на сказку из "Тысячи и одной ночи" или что-нибудь в этом роде, какое-то опьянение, когда уверяешь, что тебе - по пути, хотя потом всю дорогу назад придется снова трястись на этом дурацком трамвае. Никогда в жизни он не чувствовал такого воодушевления, как сейчас, когда восседал на скамье между ними, забыв и о записке в кармане и о своем желании подбодрить отца. На конечной остановке они вышли. Мурлыкающее приглашение зайти как-нибудь, отчетливое "Джок будет рад познакомиться с вами!", низкий грудной смех. "Ах ты, скверная девчонка!" И вдруг хитрая мысль молнией осенила его, когда он снимал шляпу.
– Большущее спасибо, зайду непременно!
– Он снова вскочил на подножку трамвая, деликатно намекая этим, как безмерно он был галантен.
– Вы же сказали, что вам по пути! Ну, зачем вы так?..
Слова ее были точно музыка, а раскрытые от удивления глаза казались самыми прекрасными на земле. Миссис Ларн снова засмеялась низким, теплым, но и каким-то рассеянным смехом, а девушка помахала ему рукой на прощание. Он глубоко вздохнул и пришел в себя только в клубе, за бутылкой шампанского. Пойти домой? Ну, нет! Ему хотелось пить и мечтать. Ничего, "старик" узнает новости завтра.