Из сборника 'Смесь'
Шрифт:
Словом, мы вели беседу, прохаживаясь то насчет одного, то насчет другого, не давая, однако, воли злословию, а как бы чуть-чуть пачкая людей дегтем. Нам было скучновато, хотелось спать, а потому мы нарочито старались казаться веселыми. Даже Джуно, умудренный жизнью не меньше любого из нас, мрачно размышлял о намерении своего хозяина повести нас с рассветом, пока не наступила жара, охотиться на фазанов.
Нам уже случалось бывать на такой охоте, и мы знали, что она сулила: лазанье по густо заросшим каменистым склонам, самое большое пару выстрелов, а в результате одну выпотрошенную птицу. Время от
Вдруг молодой Сэнли пробормотал:
– Я слышу шаги.
– Это кто-нибудь из негров, - сказал наш хозяин.
Но тут в дальнем конце веранды появилась женщина. Она прошла прямо к нам и села. Это было так неожиданно и нелепо. Маленький Бинг сидел, точно пригвожденный к месту, он заморгал глазами без ресниц, и лицо у него искривилось. Сэнли побледнел и нервно забарабанил пальцами по столу. Только наш хозяин сохранил дар речи.
– Корри!
– воскликнул он.
– А почему вы так удивляетесь? Дайте мне чего-нибудь выпить, Джек Аллен.
Наш хозяин налил в стакан коньяку и добавил сельтерской.
Женщина протянула руку за стаканом, и когда она подняла голову, чтобы выпить, плащ соскользнул у нее с плеч, и нашим глазам открылись прелестные шея и руки, которых не скрывало вечернее платье.
– Благодарю, - сказала она.
– Мне так хотелось выпить.
– Затем, опершись на стол, склонила голову на руку.
Мы все молчали, тайком оглядываясь на дом. Сэнли спокойно протянул руку и прикрыл дверь. Женщина сказала:
– Я видела, как прыгали огоньки ваших трубок, и услыхала ваши голоса. А теперь у вас беседа что-то не клеится.
Голос у нее был негромкий, но звучал нарочито грубо. Ее губы слегка раскрылись над указательным пальцем, согнутым у подбородка. Видно было, как ноздри ее расширялись, когда она пристально и недоверчиво вглядывалась в каждого из нас. Она была без шляпы, ее волосы походили на сгусток темноты над лбом. А ее глаза... Как мне описать их? Было похоже, что они видят все и в то же время ничего. Взгляд их был таким пристальным, печальным и вызывающим, суровым, если угодно, и трагичным.
Только теперь я вспомнил, что уже видел эту женщину, хотя с тех пор, как я приехал в колонию, не прошло и десяти дней. Это было после театра, на званом ужине, очень шумном и беспорядочном, у человека по имени Браун.
Женщина с самой дурной репутацией в Кейптауне! Мне показали ее дом на самом краю Малайского квартала - небольшой розовато-лиловый домик, фасад которого украшали большие красные цветы.
Женщина с самой дурной репутацией в Кейптауне! Я взглянул на нашего хозяина. Он грыз ногти. Потом на Бинга. Он приоткрыл рот, словно собираясь сделать какое-то глубокомысленное замечание. Сэнли поразил меня своим видом - жалким и в то же время сдержанным. Молчание прервал наш хозяин:
– Какими судьбами вы здесь?
– Я остановилась у Чарли Леннарда. Какой это скот! О-о! Что за скот!
Ее глаза с тоской, как мне показалось, останавливались на каждом из нас по очереди.
– А какой прекрасный вечер, не правда ли?
– сказала она.
Маленький Бинг выбросил вперед ногу, словно отшвырнул что-то, и начал было, заикаясь:
– Прошу прощения, прошу прощения...
Я увидел, что старый пойнтер терся носом о колени женщины. Позади нас, в доме, что-то задвигалось. Вздрогнув, мы оглянулись. Тут женщина рассмеялась тихо, почти беззвучно, словно она обладала сверхъестественной способностью читать наши мысли. Казалось, она не может остановиться. Я увидел, что Сэнли дернул себя за волосы, а потом незаметно снова пригладил их. Наш хозяин сердито нахмурился и засунул руки так глубоко в карманы, что, казалось, вот-вот их прорвет. Маленький Бинг ерзал на стуле. И тут женщина перестала смеяться так же внезапно, как начала. Наступила томительная тишина. Был слышен только писк какого-то зверька. Наконец она сказала:
– Сегодня вечером здесь так чудесно пахнет; и такая тишина! Налейте-ка мне еще!
– Она протянула нашему хозяину стакан.
– За ваше доброе здоровье, почтенные друзья, - провозгласила она.
Вдруг наш хозяин снова сел на свой стул и, скрестив на груди руки, испустил жалостный, еле слышный вздох.
– Я не собираюсь причинять вам неприятности, - сказала она.
– Сегодня вечером я не обижу и мухи. Здесь пахнет домашним уютом. Поглядите-ка!
– Она показала нам подол своей юбки.
– Роса! Я промокла от росы! Как она дивно пахнет!
Ее голос утратил всякую грубость. Так могла говорить мать или сестра. Это было очень странно, и маленький Бинг пролепетал:
– Очень плохо! Очень плохо!
Но никто не знал, относились ли эти слова к женщине или к нам.
– Я прошла сегодня много миль, - сказала она.
– Такой прогулки мне не случалось совершать с самого детства. ^
В ее голосе звучали такие нотки, которые отдались во мне болью. И тут молодой Сэнли внезапно встал.
– Извини меня, Аллен, - запинаясь, сказал он.
– Уже очень поздно, мне пора.
Я заметил, как блеснули его глаза, когда он взглянул на женщину.
– Вы уходите?
– спросила она.
В ее голосе прозвучало что-то похожее на сожаление, наивное и неосознанное, и тут этого приглаженного молодого человека точно прорвало:
– Да, мадам, ухожу. Позвольте спросить, зачем вы сюда пожаловали? Моя жена...
Он остановился, ощупью нашел дверь, распахнул ее и, улыбнувшись своей заученной улыбкой, удалился. Женщина встала и деланно рассмеялась.
– Его жена! О-о! Ну что ж, желаю ей счастья. Ах, боже мой! Конечно же, я желаю ей счастья. И вашей жене, Джек Аллен; и вашей, если она у вас есть. Билли Бинг, вы помните меня, помните, когда я в первый раз... сегодня вечером я подумала, что... подумала...
Она закрыла лицо руками. Один за другим, крадучись, мы покинули веранду, дав женщине возможность выплакаться в одиночестве.
Кто знает, о чем она думала? Одному небу известно, какие еще дела творятся вокруг нас. Они выплывают на свет, слава богу, не слишком часто.
Позже я подкрался к веранде. Женщина все еще была там, а рядом с нею маленький Бинг, склонившийся к ней. Потом я увидел, как он взял ее за руку, погладил и, поглядывая на небо, увел женщину в темноту".
ЧУДАК