Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью
Шрифт:
Несколько раз Нелюбину попадался на глаза Кац. Но это был уже другой человек. Казалось, солдатская шинель бывшему младшему политруку пришлась вполне, и он, стоя в ячейке, так же, как и остальные бойцы взвода, вел огонь из винтовки по мелькавшим впереди фигуркам немецких пехотинцев, когда те поднялись в очередную атаку прямо по фронту Третьей роты.
В первый день немцы контратаковали дважды. Первую отбили сами. А вторую совместно с артиллеристами. Как только цепи, сопровождаемые полугусеничными бронетранспортерами с крупнокалиберными пулеметными установками, вышли из оврагов и из-за лесополосы,
Нелюбин в бинокль наблюдал за действиями противника. И отметил про себя, что и в неудачной атаке они действуют собранно. Раненых не бросают. Отходят грамотно. В предполье осталось два горящих «гроба». Третий немцы утащили. Подошел тягач, подцепил подбитый бронетранспортер и уволок его за лесополосу. Бережливый народ, ничего не скажешь. Гожего винта на нейтралке не бросит.
Так прошел первый день на новом плацдарме.
Вечером, после раздачи горячей каши, он отдал распоряжения взводным и наблюдателям и улегся вздремнуть прямо в траншее, на разостланной шинели, прикрывшись сверху двумя шерстяными трофейными одеялами. И, засыпая, услышал такой разговор в соседней ячейке, где дежурили пулеметчики.
— Когда таким, как мы, дают в руки винтовку с тремя обоймами патронов, и жестокие командиры гонят нас вперед, они действительно дарят нам возможность преодолеть себя. А рубеж, который занимает противник, это уже вторично. Это — механика войны. Всего лишь следствие. — Говорил все время один. Двое других лишь иногда вставляли слово-другое, в основном соглашаясь.
И Нелюбин, уже сквозь пелену сна, подумал: «Всякий народ сюда попадает, это да… Вон как мудрено рассуждает. Видать, образованный, из штабных. А может, профессор какой тыловой. Война-то нынче многих захватила».
Его разбудил Звягин.
— Старшой, вставай.
— Что такое?
— Немцы атакуют.
Звягин потянул его за шинель буквально в следующее мгновение после того, как утих голос профессора в соседнем окопе. Так показалось Нелюбину.
Старлей вскочил, сунул руки в рукава шинели, схватил ППШ и побежал к бронебойщикам. В лугах уже светало. Позади, в пойме Днепра, густо клубился туман. И хорошенько же я, ектыть, прилег, удивился сам себе Нелюбин. А через минуту он уже лежал в ячейке командира отделения бронебойщиков Вильченко и, наблюдая в бинокль за тем, как немцы развертывают очередную атаку, говорил:
— Не спеши, Вильченко. Не обнаруживай себя до верного выстрела. Вчера во время атаки снайпер стрелял. Думаю, сегодня он тоже будет при деле. Не спеши. Вон, видишь, болотце и воронки? Он сейчас подойдет к ним и начнет обходить. Вот тут-то и бейте его. По гусеницам и в борт.
— Ну, это мы знаем, — ответил Вильченко.
Второй номер нервно протирал тряпочкой длинные патроны и аккуратно складывал их в трофейный деревянный ящичек.
Нелюбин мельком взглянул на сосредоточенное лицо бронебойщика, на всю его скорчившуюся, сгруппировавшуюся над прикладом бронебойки фигуру и подумал: уж этот точно не из интендантов.
Внезапно танки, сделав по два-три выстрела, начали пятиться и вскоре исчезли за лесополосой и в балках.
— Что-то мудрят фрицы, — послышалось в траншее.
— Может, боятся, что мы мин накидали?
— Вряд ли. Ихние саперы всю ночь по нейтралке ползали.
Ночью через Днепр на плацдарм причалило несколько плотов. На них прибыла батарея 45-мм противотанковых орудий и рота тяжелых полковых минометов калибра 120 мм, которая расположилась в одном из оврагов. А батарею «сорокапяток» пришлось размазать по всей подкове обороны батальона, по два ПТО на каждую роту.
И сейчас артиллеристы все еще копошились на своих позициях.
О прибытии артвзвода Нелюбину доложил Звягин.
— Почему сразу не разбудил? — забранился Нелюбин на связиста, который теперь исполнял обязанности и ординарца тоже.
— Не хотел тревожить.
— Не хотел он тревожить… Я пока что не на генеральской должности.
Звягин усмехнулся и ничего не ответил. Усмешка Звягина не миновала внимательных глаз Нелюбина, и тот хотел было прочитать подчиненному очередную мораль. Но тут в траншее появился лейтенант с черными кантами, и ротный сразу догадался, кто это.
— Командир огневого взвода Второй батареи лейтенант Безуглый, — представился артиллерист.
— Командир штурмовой роты старший лейтенант Нелюбин. — И подал лейтенанту руку. — Как устроились?
— Да вот, устроились. Вроде успели.
— Запасные есть?
— Есть.
За спиной лейтенанта маячил ефрейтор с катушкой телефонного провода и потертым, видавшим виды ящиком телефонного аппарата.
— Я думаю разместить свой НП совместно с вашим, — сказал лейтенант и посмотрел в предполье. — Видимость здесь хорошая. И с вами увязывать легче будет.
Храбрый малый, мысленно похвалил Нелюбин лейтенанта.
Поговорили о маневре танков.
— Что бы это могло означать? — спросил лейтенант. — Почему они отменили атаку? Как вы думаете?
Со стороны города, с северо-запада, послышался вибрирующий гул моторов. Он нарастал с каждым мгновением. И вскоре и Нелюбин, и лейтенант-артиллерист, и штрафники, молча курившие в ячейках неожиданные, словно богом посланные им перед боем цигарки, поняли разом, почему немцы отменили танковую атаку.
— Убрать оружие! — скомандовал Нелюбин.
Лейтенант какое-то время смотрел на горизонт расширившимися глазами. Резко обернулся к связисту и приказал:
— Карпухин, живо подключи меня к Малюгину.
Как только косяк «лаптежников» подлетел к плацдарму, из немецких окопов в небо одновременно взвились красные сигнальные ракеты. Ракет было необычно много, больше десятка, и все они полетели в сторону траншеи ОШБ, обозначая правильную «подкову» обороны плацдарма.
— Звягин! А ну давай нашу ракетницу! Пали красными! Веером, в сторону немцев! Давай, ектыть, живо!