Из Сибири сообщают…
Шрифт:
– Не это главное, – перебил Проваторова Базыка, – а главное в том, что он толст и неповоротлив, как бегемот на суше, но убежать от него невозможно.
– Почему? – спросил Краевский, все более втягиваясь в разговор.
– Масокин, – сказал Базыка, – попадает из винтаря в почку от тополя.
– Тогда надо заменить конвоира…
– Не надо менять, – возразил Проваторов, – у нас в отделе есть специалист по варке патронов.
В ответ на эти слова Базыка ухмыльнулся во весь рот, и
– Я уже отварил несколько обойм, – сказал Базыка. – Две из них я подложу Масокину. Он может расстрелять все патроны, но ни одна пуля не попадет в Бурдукова. А в этой ситуации убежать от Масокина не сможет только дурак.
Потом все стали обсуждать другие детали операции. Где удобнее отвлечь внимание конвоира? Как незаметно расставить посты наблюдения, чтобы проследить путь и определить место, куда направится Бурдуков.
Все было, как обычно, кроме трюка с патронами, и Краевский засомневался в поварском искусстве Базыки.
– Обижаешь, начальник, – сказал Базыка и пригласил всех в автобус.
Шофера с собой решили не брать, за руль посадили Проваторова.
В березовой рощице Базыка прикрепил к дереву кусочек газеты. Потом отошел на два шага и выстрелил из винтовки. Осечка.
– Может, кто желает попробовать? – спросил Базыка.
Попробовать изъявили желание все, но никому не удалось продырявить газету.
– Ни одного выстрела… Вот это результат, – с восхищением сказал Андросов.
– В чем секрет? – спросил Базыку Краевский.
– Никакого секрета. Это старый трюк. Бросаешь в кастрюлю с кипятком горсть патронов и кипятишь их с часок. Порох и пироксилин сыреют и не воспламеняются.
– Ловко, – согласился Краевский, – а вдруг завтра это не сработает?
– Этого не может быть, – самоуверенно заявил Базыка.
По приезде в отдел замы и Краевский опять уединились в кабинете Бороды.
Базыка закрыл дверь на крючок к удивлению Краевского и позвонил дежурному:
– У руководства отдела совещание, просим не беспокоить.
– К чему такие предосторожности? – спросил Краевский.
– Сорок дней по Бороде, – ответил Базыка, – да и нам следует расслабиться, снять напряжение после стольких смертей.
– А стоит ли? – спросил Проваторов. – Завтра ответственный день…
– Стоит, стоит, – сказал Андросов.
Базыка, услышав это, вытащил из-под стола мешок, именуемый в Каминске «сидором», и выставил его на стол, извлек из ящика стола четверть самогона. Тут же появились три стакана, и Краевский понял, что Проваторов, видимо, вследствие его болезни, не считается в отделе полноправным участником застолья.
Закусь была небогатой, но достаточно сытной. Хлеб, сало, вареная картошка.
– Ты что, женой обзавелся
– Еще чего, – отозвался Базыка, – самогон ребята конфисковали, а закусь Аграфена пожертвовала.
Базыка взял в руки стакан и уставился на Андросова, который готовился произнести речь.
Речь Андросова была длинной и бестолковой. Он начал, как обычно, с того, что мы окружены врагами, а закончил заверениями о неизбежности победы мировой революции.
Поскольку в речи Андросова не было сказано ни слова о Бороде, Краевский напомнил об этом.
Все замы, включая тактичного Проваторова, посмотрели на него как на сумасшедшего или представителя другого времени: только ему могло быть непонятно, что Борода – борец за торжество мировой революции, а значит, речь как раз шла о Бороде.
После первого выпитого стакана все, включая не пившего Проваторова, оживились и разговорились.
– А ты знаешь, – заявил Андросов, грозя Краевскому пальцем, – я сначала думал, что тебя из губернии прислали присмотреться, чтобы потом назначить начальником, а потом смотрю – не-а… Ты еще зелен для начальника.
– Ну почему же, – язвительно заметил Проваторов, – в Гражданскую полками командовали шестнадцатилетние, а дивизиями – двадцатилетние, если исходить из этого, то Краевский для нашего отдела явный перестарок.
– Ну, сейчас не Гражданская война…
– Как сказать, – ответил Проваторов.
– Что ты имеешь в виду? – запетушился Андросов.
– Война – это не всегда фронт, армии… Война – это мертвые, падение нравов, обесценивание человеческой жизни.
– Войну мы закончили на Тихом океане, – сказал Базыка.
– Хорош трепаться, – пьяно произнес Андросов, – давай еще по одной.
Выпили еще по стакану, и Краевский стал плохо соображать, где он, чем занимается. Однако внутренний голос все время нашептывал: в пьяном виде человек хуже обычного контролирует свои поступки и слова.
– Слушай, – обратился он к Базыке, – ты сказал, что закусь готовила Аграфена. Она что, была любовницей Бороды?
– У Бороды не было любовницы, – влез в их разговор Андросов, – у него был товарищ по досугу… Ясно?
– Ясно, ясно, – как бы оправдываясь в чем-то, произнес Базыка и предложил выпить еще.
– Ну, довольно, – сказал Проваторов, – а то вы по пьянке Аграфену делить начнете.
– Делить не начнем, – ответил Базыка, – а поговорить можно. Почему бы не поговорить? Уж лучше о бабах говорить, чем о трупах и смертях…
– А что ты знаешь о смерти?
– Это ты мне говоришь, мне? – возмутился Базыка. – Да я столько смертей видел…
– Ты видел, как умирают люди, но не видел смерти.