Из воспоминаний сельского ветеринара
Шрифт:
Все так же молча мистер Дейкин неторопливо прошел между коровами и, лязгнув цепью, застегнул ее на шее Незабудки. Потом он направился в дальний конец коровника, принес навитую на вилы охапку сена и ловко сбросил его в кормушку.
Незабудке только того и надо было. Она выдернула внушительный клок и с тихим удовольствием принялась его пережевывать.
— Чего это вы, мистер Дейкин? — с недоумением спросил гуртовщик. — Меня же на рынке дожидаются.
Фермер выбил трубку о нижнюю половину двери и начал набивать ее дешевым табаком из жестяной банки.
— Ты уж извини, Джек, что я тебя затруднил, но только пойдешь ты без нее.
— Без нее?.. Как
— Ты, конечно, подумаешь, что я свихнулся, но я тебе вот что скажу: старушка пришла домой и останется дома. — Он посмотрел на гуртовщика прямо и твердо.
Додсон раза два кивнул и вышел из коровника. Мистер Дейкин высунулся в дверь и крикнул ему вслед:
— За хлопоты я тебе заплачу, Джек. Припиши к моему счету.
Вернувшись, он поднес спичку к трубке, затянулся и сказал сквозь завивающийся дым:
— Вам, мистер Хэрриот, доводилось чувствовать, что вот как случилось, то так и надо, так и к лучшему?
— Да, мистер Дейкин. И не один раз.
— Вот когда Незабудка спустилась с холма, я это самое и почувствовал. — Он протянул руку и почесал ей крестец. — Всегда она была самой из них лучшей, и я рад, что она вернулась.
— Но как быть с ее выменем? Я, конечно, готов зашивать соски, но…
— Э, я кое-что придумал. Вы вот чистили, а я тут и сообразил, только пожалел, что поздно.
— Придумали?
— Ага! — Старик кивнул и прижал табак пальцем. — Чем ее доить, подпущу к ней парочку телят, а поставлю в старую конюшню: там на нее некому будет наступать.
— Отличная мысль, мистер Дейкин. — Я засмеялся. — В конюшне с ней ничего не случится, а выкормит она и трех телят без особого труда.
— Ну да это дело десятое, я уж говорил. После стольких лет она мне ничего не должна. — Морщинистое лицо озарила мягкая улыбка. — Главное-то, что она домой вернулась.
Теперь я ковылял по парку, жмурясь, а если приоткрывал глаза, то видел только клубящийся красный туман. Ну просто невероятно, на что способно человеческое тело, и я даже заморгал от изумления, когда увидел совсем близко ворота под сводом покрытых сажей ветвей.
Я выдержал второй круг! Но простой передышкой мне теперь не обойтись. Лечь, лечь поскорее! Меня мутило.
— Молодцы! — крикнул капрал с прежней бодростью. — Все у вас, ребята, отлично получается. А теперь мы немножко попрыгаем на месте.
Наша вконец деморализованная орава взвыла, но капрал и бровью не повел.
— Ноги сдвинуть! Раз! Раз! Раз! Э-эй, так не годится. Повыше! Повыше! Раз! Раз!
Завершающая нелепость! Грудь моя превратилась в огненную печь. Вроде бы инструкторам положено нас тренировать, а мои легкие и сердце уже безвозвратно погублены.
— Вы мне потом спасибо скажете, ребята. Уж поверьте. ДА ОТОРВИТЕСЬ ОТ ЗЕМЛИ! РАЗ! РАЗ!
Сквозь дымку боли я разглядел физиономию капрала. Он смеялся! Явный садист. Такого не разжалобишь.
И когда из последних сил я подпрыгнул, то вдруг понял, почему мне приснилась Незабудка.
Я тоже хотел вернуться домой.
Этот перелаз создал какой-то уэнслидейлский мастер, обладавший важнейшим талантом каменщика — точным глазомером и умением подбирать камни. Аккуратные ряды оббитых камней уложены симметрично и ровно, закругленные края по сторонам узкой щели позволяют человеку спокойно поставить в нее ногу, а бочкообразное расширение обеспечивает достаточный простор для туловища, но овца, и уж тем более корова, протиснуться сквозь узкий проход не в состоянии.
Простейший перелаз нередко лучше всего отвечает своему назначению — обеспечить людям и собакам возможность легко перебираться через стенку, оставаясь недоступным для овец и коров. Ловкая овца может все-таки воспользоваться расширением в фигурном перелазе, но какой бы искусной акробаткой она ни была, подняться и спуститься по узким ступенькам, образованным длинными плоскими камнями, концы которых выступают по обе стороны стенки, ей не по силам.
Ровный ствол лещины с отходящим под прямым углом побегом или корнем у одного конца, который обрезался под ручку, служил фермеру отличной палкой, чтобы легче было взбираться по крутым склонам или гнать скотину по узким тропам. Однако многие предпочитали изделия местных мастеров, которые можно было приобрести в базарный день или на ярмарках и выставках. Ими торгуют и сейчас: отполированный, на славу высушенный ореховый стволик увенчивает ручка из рога барана. Овечьи рога не используются, так как они меньше и более хрупки. Рог кипятят, пока он не размягчится, изгибают, подпиливают и просверливают, чтобы надеть на палку, а часто и вырезают на нем птицу, лису или какой-нибудь узор.
Эта доильная машина, экспонат на Большой йоркширской выставке в Галифаксе в июле 1939 года, была просто диковинкой, возбуждавшей любопытство не только у школьников, но и у фермеров с холмов, которые жертвовали целым рабочим днем, чтобы посетить выставку. Машина была электрической, а электричество добралось в йоркширские холмы только на исходе 40-х, в 50-е годы, а то и позже. Доилка имитировала сосущего теленка: надетые на соски стаканы сжимали их и отпускали, электронасос создавал вакуум в трубках, и молоко стекало в герметически закрытый бидон. Машина выдаивала одну корову минут за восемь, как при ручной дойке, но зато — до пяти коров одновременно.
В 20-х и 30-х годах маршруты грузовиков, собиравших удои коров, все больше углублялись в йоркширские холмы, пока не охватили практически все деревни. Полные бидоны перегружались на грузовик с придорожных помостов и доставлялись на местные сыроварни и маслодельные фабрики, а также на железнодорожные станции, откуда утренние «молочные» поезда отвозили их в промышленный Тиссайд или Уэст-Райдинг, чтобы удовлетворить спрос на натуральное молоко. Теперь молочные фермы объезжает машина с цистерной, в которую перекачивают молоко по шлангу из большого бака, установленного на таких фермах.