Из воспоминаний сельского ветеринара
Шрифт:
2. Редкостная пара
Женщины нравятся мне больше, чем мужчины.
Нет-нет, ничего дурного о мужчинах я сказать не хочу: как-никак я ведь тоже мужчина — но только слишком уж много их было в ВВС. В буквальном смысле тысячи и тысячи их толкались, орали, ругались, и скрыться от них было некуда. Некоторые стали моими друзьями, и дружба эта продолжается по сей день, но общее отнюдь не поэтичное их множество открыло мне глаза на то, как изменили меня несколько месяцев семейной жизни.
Женщины
Ощущение, что я внезапно очутился в куда более грубом мире, особенно усугублялось в начале каждого нового дня, а наибольшей остроты оно достигло в то утро, когда я дежурил на пожарном посту и мне на долю выпало садистское удовольствие бежать по коридору, стуча крышками мусорных бачков и вопя: «Подъем, подъем!». Особенно ошеломляли меня не проклятия и нехорошие слова, доносившиеся из темных спален, а удивительные утробные звуки. Они привели мне на память Седрика, одного моего пациента, и я мгновенно очутился в Дарроуби с телефонной трубкой в руке.
Голос в ней был каким-то странно нерешительным.
— Мистер Хэрриот… Я была бы очень вам благодарна, если бы вы приехали посмотреть мою собаку…
Женщина, вернее, дама.
— Разумеется. А в чем дело?
— Ну-у… он… э… у него… он страдает некоторым метеоризмом…
— Прошу прощения? Долгая пауза.
— У него сильный метеоризм.
— А конкретнее?
— Ну… полагаю… вы понимаете… газы… — Голос жалобно дрогнул.
Мне показалось, что я уловил суть.
— Вы хотите сказать, что его желудок…
— Нет-нет, не желудок. Он выпускает… э… порядочное количество… э… газов из… из… — В голосе появилось отчаяние.
— А-а! — Все прояснилось. — Понимаю. Но ведь ничего серьезного как будто нет? Он плохо себя чувствует?
— Нет. Во всех других отношениях он совершенно здоров.
— Ну и вы все-таки считаете, что мне нужно его посмотреть?
— Да-да, мистер Хэрриот! И как можно скорее. Это становится… стало серьезной проблемой…
— Хорошо, — сказал я. — Сейчас приеду. Будьте так добры, мне надо записать вашу фамилию и адрес.
— Миссис Рамни. «Лавры».
«Лавры» оказались красивым особняком на окраине Дарроуби, стоявшем посреди большого сада. Дверь мне открыла сама миссис Рамни, и я был ошеломлен. Не столько даже ее поразительной красотой, сколько эфирностью ее облика. Вероятно, ей было под сорок, но она словно сошла со страниц викторианского романа — высокая, стройная, вся какая-то неземная. И я сразу же понял ее телефонные страдания. Такое воплощение изысканности, деликатности — и вдруг!..
— Седрик на кухне, — сказала она. — Я провожу вас.
Поразил меня и Седрик. Огромный боксер в диком восторге прыгнул ко мне и принялся дружески скрести мою грудь такими огромными задубелыми лапами, каких мне давно видеть не приходилось. Я попытался сбросить его, но он повторил свой прыжок, восхищенно пыхтя мне в лицо и виляя всем задом.
— Сидеть! — резко сказала дама, а когда Седрик не обратил на нее ни малейшего внимания, добавила нервно, обращаясь ко мне: — Он такой ласковый.
— Да, — еле выговорил я. — Это сразу заметно. — И, сбросив наконец могучую псину, попятился для безопасности в угол. — И часто этот… э… метеоризм имеет место?
Словно в ответ, почти осязаемая сероводородная волна поднялась от собаки и захлестнула меня. Видимо, радость от встречи со мной активизировала какие-то внутренние процессы в организме Седрика. Я упирался спиной в стену, а потому не мог подчиниться инстинкту самосохранения и бежать, а только заслонил лицо ладонью.
— Вы имели в виду это?
Миссис Рамни помахала перед носом кружевным платочком, и матовую бледность ее щек окрасил легкий румянец.
— Да… — ответила она еле слышно. — … Это.
— Ну что же, — произнес я деловито. — Причин для беспокойства нет никаких. Пойдемте куда-нибудь, поговорим о том, как он питается, и обсудим еще кое-что.
Выяснилось, что Седрик получает довольно много мяса, и я составил меню, снизив количество белка и добавив углеводов. Затем прописал ему принимать по утрам и вечерам смесь белой глины с активированным углем и отправился восвояси со спокойной душой.
Случай был пустяковый, и он совсем изгладился у меня из памяти, когда снова позвонила миссис Рамни.
— Боюсь, Седрику не лучше, мистер Хэрриот.
— Очень сожалею. Так он… э… все еще… да… да… — Я задумался. — Вот что. По-моему, снова его смотреть сейчас мне смысла нет, а вы неделю-другую совсем не давайте ему мяса. Кормите его сухарями и ржаным хлебом, подсушенным в духовке. Ну, и еще овощи. Я дам вам порошки подмешивать ему в еду. Вы не заехали бы?
Порошки эти обладали значительным абсорбционным потенциалом, и я не сомневался в их действенности, однако неделю спустя миссис Рамни позвонила опять.
— Ни малейшего улучшения, мистер Хэрриот. — В голосе ее слышалась прежняя дрожь. — Я… мне бы хотелось, чтобы вы еще раз его посмотрели.
Особого смысла в том, чтобы снова осматривать абсолютно здоровую собаку, я не видел, но заехать обещал. Вызовов у меня было много, и в «Лавры» я добрался после шести. У подъезда стояло несколько автомобилей, а когда я вошел в дом, то очутился среди гостей, приглашенных на коктейль, — людей одного круга с миссис Рамни и таких же утонченных. По правде говоря, я в своем рабочем костюме выглядел в этом элегантном обществе деревенским пентюхом.