Из воспоминаний
Шрифт:
Однако и после смерти поэта сотрудничество с «Новым миром» тяготило Трифонова. Последней повестью, которую он опубликовал в этом журнале, была повесть «Другая жизнь»; я прочитал ее осенью 1975 года. Авторитет Трифонова в это время был значителен и заметен.
70-е годы для советских писателей были очень трудны. Давление властей вынуждало одних писателей приспосабливаться к конъюнктуре, другие, подобно Анатолию Рыбакову, писали, но только «в стол». Очень многие известные писатели оказались за границей: Василий Аксенов, Виктор Некрасов, Владимир Максимов, Александр Галич, Лев Копелев, – я называю здесь тех, с кем Трифонов был хорошо знаком. Но Ю. Трифонов сумел удержаться на высоте как с нравственной, так и с художественной точки зрения, хотя и работал в подцензурной литературе.
Свою самую успешную и глубокую повесть «Дом на набережной» Ю. Трифонов опубликовал в 1976 году в журнале «Дружба народов». Дом на набережной – это большой серый дом на берегу реки Москвы напротив Кремля. Он построен по особому проекту для членов правительства и наиболее ответственных деятелей государства. Комфортабельные квартиры, магазины, кинотеатр, клуб, спортивные площадки, детский сад, школа – все это было включено в один комплекс. Здесь прошли детские годы Юрия Трифонова. Но здесь же в 1936–1938 годах шли повальные аресты, которые постепенно превратили этот дом в дом «врагов народа», хотя на место арестованных наркомов и маршалов и их выселенных семей в этот дом въезжали новые жильцы; многие из них на не очень большой срок.
Повесть Трифонова имела очень большой успех. Умельцы изготовляли фотокопии с журнального текста и продавали на книжном черном рынке за сорок-пятьдесят рублей – в то время это были немалые деньги. Повесть содержала не только ясное и явное осуждение сталинских репрессий, но и смелый по тем временам анализ сталинизма. Но книга обладала и многими чисто художественными достоинствами, которые усиливали ее воздействие на читателя. Само словосочетание «дом на набережной» стало с тех пор нарицательным. Забегая далеко вперед, можно сказать, что уже в конце 80-х годов в этом доме был создан небольшой музей, и его руководителем стала Ольга Мирошниченко-Трифонова, вдова писателя.
В очень многих библиотеках возникали очереди на прочтение номеров «Дружбы народов» с повестью Трифонова. Однако вскоре эти журналы стали исчезать из библиотек. Их перестали выдавать даже в Государственной библиотеке им. Ленина. На вопрос о судьбе журналов библиотекари отвечали, что их украли или повредили поклонники писателя. Более вероятной была, конечно, другая версия: роман Ю. Трифонова изъят из круга библиотечного чтения по какой-то негласной директиве. Такие изъятия случались в 60–70-е годы и с менее критическими произведениями. Узнав обо всем этом, Трифонов лично побывал более чем в десяти московских библиотеках и нигде не обнаружил номера «Дружбы народов» с текстом своего романа. Впрочем, это отчасти компенсировалось распространением фотокопий.
Отдельной книгой эта повесть Трифонова не была тогда издана. Не появилась она и в массовой серии «Роман-газеты». «Дом на набережной» вошел в большой сборник Ю. Трифонова «Повести», выпущенный издательством «Советская Россия» тиражом в 30 тысяч экземпляров. По тем временам это был очень незначительный тираж – спрос на книгу был много большим.
Юрий Любимов решил и эту повесть Трифонова инсценировать в своем театре. Постановка имела невиданный успех, очереди за билетами выстраивались еще с вечера – на всю ночь.
И опять Юрий Трифонов приходил на каждое представление «Дома на набережной», внимательно следил за реакцией зрителей, а потом поднимался на сцену вместе с режиссером и актерами.
Одна из моих книг в середине 70-х годов задумана и написана благодаря общению с Юрием Трифоновым. Имелась одна тема, которая чрезвычайно интересовала Трифонова как писателя еще со времен работы над «Отблеском костра» – это судьба донского казачества и конных армий в годы Гражданской войны. Ю. Трифонов старательно собирал в течение многих лет материал о знаменитом в 1918–1920 годах кавалерийском командире Борисе Думенко – создателе первых кавалерийских полков Красной Армии. Именно Думенко был командиром первой сводной дивизии и всей кавалерии 10-й армии. Семен Буденный был до ранения Думенко его помощником, а позже командовал бригадой в кавалерийской дивизии Думенко. Эта дивизия и была развернута позднее в конный корпус, а затем и в Первую конную армию. Думенко в это время еще оправлялся от ран. После возвращения в строй Б. Думенко получил в свое командование новый Сводный конный корпус, который громил деникинские войска под Новочеркасском и под Ростовом зимой 1920 года. Однако в том же 1920 году Б. Думенко был арестован по ложному обвинению и расстрелян, а реабилитирован только в 1964 году.
Кавалерийские части Думенко формировались главным образом на Дону, но не из казаков, а из иногородних и живших на Дону украинских крестьян. Вождем «красных», или «червонных», казаков на Дону стал офицер-демократ Филипп Миронов, выходец из простых казаков. В 1918 году Ф. Миронов сформировал и возглавил знаменитую тогда 23-ю дивизию. В 1919 году он командовал группой из трех дивизий, а в 1920 году создавал Вторую конную армию, а затем и командовал ею. Эта армия стала главной ударной силой при разгроме войск генерала Врангеля в Таврии и Крыму. Ф. Миронов также стал жертвой клеветы, он арестован в 1921 году и убит в Бутырской тюрьме без суда и следствия. Он, как и Б. Думенко, реабилитирован лишь в 1964 году вопреки протестам и сопротивлению престарелого С. Буденного.
Трифонов был не единственным человеком, который собирал материалы о Думенко и Миронове. Большой архив о судьбе Миронова собрал его сын, живший на Дону. Но особенно много свидетельств о казачестве в Гражданской войне собрал бывший политработник Второй конной армии Сергей Стариков. В начале 20-х годов Стариков работал в Казачьем отделе ВЦИК, в конце 30-х был арестован. После освобождения и реабилитации он отдавал все силы и средства на восстановление доброго имени Ф. К. Миронова. Стариков хотел написать большой роман о Миронове, но к такой работе старый казак не был подготовлен. Он стал искать соавторов и, по рекомендации друзей, обратился к Ю. Трифонову. Трифонов работал в это время над романом «Нетерпение». Он обещал помочь Старикову, но только через два-три года. Однако Старикову было уже больше восьмидесяти лет, и он не мог ждать. Тогда-то Трифонов и познакомил Старикова со мной.
Для меня не составило большого труда понять ценность собранных материалов, большая часть которых пролежала десятки лет в закрытом и опечатанном архиве Казачьего отдела ВЦИК. Но я не умел писать романы. Мы договорились о совместной работе над большим историко-политическим очерком, избегая как беллетристики, так и чисто профессионального военного разбора боевых операций. Работа продолжалась больше года, и результатом ее стала книга «Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова». Под заголовком «Филипп Миронов и гражданская война в России» эта книга издана в 1978 году в США на английском языке. Сергей Стариков получил свою часть не слишком большого гонорара за эту книгу, но умер, не дождавшись ее выхода в свет. На русском языке книга издана только в 1989 году.
Рукопись нашей работы я передал для чтения и хранения Трифонову, который уже начал работать над новым романом «Старик». Роман «Старик» вышел в свет в 1978 году Он имел гораздо меньший читательский успех, чем «Дом на набережной». Тем не менее сам Трифонов считал этот роман наиболее важным из всех написанных им ранее книг. К сожалению, именно этот роман сильно пострадал от многочисленных купюр, сделанных автором и редакцией по требованиям цензуры. В романе «Старик» Трифонов писал не только о трагической судьбе героя Гражданской войны Мигулина, прототипом которого являлся Филипп Миронов, но и о потерянном поколении 70-х годов, для которого были уже безразличны революционные идеалы их дедов и отцов и важны в первую очередь не духовные, а материальные ценности. Новая книга Ю. Трифонова была быстро переведена и издана во многих западных странах, появилось немало рецензий, которые писатель тщательно собирал. Когда «Старик» вышел в Москве отдельной книгой в 1979 году и тиражом всего в тридцать тысяч экземпляров, Юрий Валентинович подарил мне экземпляр с надписью: «Рою Александровичу дружески и с благодарностью за помощь в сочинении этой книги».